Вадим Румянцев: Пять суток маразма, или Мои мемуары об РХИ-92

"... Вымысел и неправда столь

тесно переплелись в этом тру

де, что порой очень сложно

бывает отличить одно от дру

гого..."

Из рецензии группы не

зависимых экспертов.

Вадим Румянцев

ПЯТЬ СУТОК МАРАЗМА,

или

МОИ МЕМУАРЫ ОБ РХИ-92.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Было очень жарко. В одиннадцать утра солнце светило уже на всю катушку, и поэтому, приехав на вокзал, я ощутил изрядный кайф от перспективы постоять некоторое время в тени. Однако мечтам о спокойном и радостном существовании на вокзале не суждено было сбыться -- почти сразу же по прибытии новый мрачный факт достиг моего затуманенного жарой рассудка. Участников было подозрительно мало.

Если положение существенно не изменится, рассуждал я, то мы будем вынуждены проводить с парой десятков человек нечто, более всего напоминающее послеобеденные забавы в доме для престарелых. Такая перспектива меня почему-то не привлекала, но сделать я ничего, естественно, не мог. Оставалось только ждать. И я дождался. Минут за двадцать до отправки поезда на вокзале появился молодой человек, которого мне в конце концов удалось идентифицировать как Брайна (правда, уже после его исчезновения из поля видимости). Вспомнив немного из того, что я о нем слышал, а также восстановив собственное впечатление от более тесного общения с данной личностью, я успокоился. Теперь я мог быть уверен, что никаких аналогий с домом для престарелых уже не возникнет. Некоторую нотку неуверенности вносили, правда, заявления Дмитрия на тему того, что Брайн к Игре допущен не будет (нечего, дескать, Гамлетам в такие дела соваться), однако я счел, что, раз появившись, Брайн уже никуда не исчезнет. И оказался прав...

Поезд отправился, похоже, несколько раньше, чем требовалось по расписанию, что, тем не менее, никого особенно не задело. Через некоторое время в тамбуре появился улыбающийся гном Роман (похоже, он обзывал себя Кори), а еще немного спустя -- как всегда задумчивый и всем своим видом символизирующий многозначительность Дмитрий. Все, как ни странно, были в сборе. Почти весь путь до Заходского я провел в увлекательной беседе с Татьяной и кем-то из эльфов (кажется, Элладаном), изредка прерывавшейся философскими диспутами с несредиземской частью пассажиров по поводу целесообразности размещения в проходе рюкзаков, а также наших бренных плотских оболочек. К общему мнению, впрочем, так и не удалось прийти, зато некоторые особенно веселые пассажиры проявляли любопытное намерение запинать мой рюкзак ногами. Но, подъезжая к Заходскому, я ощутил первый из цепочки ударов, талантливо спланированных Дмитрием. Мне было объявлено, что я должен довести до лагеря группу из семи человек, руководствуясь лишь странным предметом, который кое-кто называл словом "компас". Людей надо было вести на запад, против чего немедленно запротестовала феанорская часть моей натуры, но тон Дмитрия был столь непреклонен, а его аргументы -- столь хитроумны, что, волей-неволей, пришлось подчиниться.

Первое из затруднений возникло уже на станции. Я с огромным изумлением обнаружил, что, вместо семи человек, в моей группе наблюдается девять. Таким образом вставала в полный рост проблема -- куда девать двух лишних человеческих индивидуумов. Забегая вперед, замечу, что, как я ни старался сократить численность отряда в пути, все мои попытки потерпели фиаско. Я сильно подозреваю, что это произошло из-за наличия среди вверенной мне части социума некоего Андрея, называвшего себя неприличным словом "археолог". Он сделал очень много, чтобы сорвать выполнение моей задачи, и сорвал-таки его. Вот негодяй!

Предмет со странным названием "компас" я повесил себе на шею, рассудив, что там от него, по крайней мере, не будет большого вреда. Так оно и оказалось, и к концу пути мне почти удалось забыть о его существовании. Довольно просто мне удалось также подвигнуть народные массы на преодоление первой части маршрута -- до озера, где дорога заканчивалась тупиком. Единственную, но весьма значительную неприятность представляла собой сумка Дмитрия, которую приходилось тащить вдвоем, причем, вопреки его собственным заверениям, отнюдь не только нашим симпатичным москвичам. О сумке, правда, более подробно будет сказано в другом месте.

Придя к озеру, некоторые мои спутники обнаружили тенденцию погрузиться (с головой!) в жидкость, образующую данный природный водоем (как выяснилось впоследствии, водой ее назвать было нельзя, однако, поскольку сам я остался на берегу, это абсолютно неважно). Время от времени из водоема доносились странные звуки, очевидно, символизирующие крайнюю степень наслаждения прелестями жизни. Однако, к счастью, все когда-нибудь кончается. Кончилась черника на берегу озера, которую я чисто механически засовывал к себе в рот с целью пережевать, переварить и использовать на благо всего разумного, доброго и вечного полученную при этом энергию.