Виктор Тимошенко - Кольца или нибелунги

Крынка звякнула о стакан, молоко плеснуло на пол. "Hу ёбаный ты Грибоедов!" рассердился Сократ. Hепонятный магнетизм пола его обессиливал: с полом, в отличие от серванта, невозможно было подраться. В какой-то момент он просто вышел из-под контроля: начал потрескивать под ногами, падать на себя крошки, макароны, сало, - вот опять же,- и молоко - плескать. Досадная неподвластность пола усугублялась к тому же лишь частичной его принадлежностью Сократу, потому как его обратная сторона - потолок - был достоянием чужого этажа, следовательно, недоступен. Такой дуализм пола сообщал ему неоспоримое право на разнузданность, ничем для пола не чреватую.

Сознанье погрузилось в теплую прозрачность дивной параллели: древнеанглийских текстов и мистически-очаровательных образцов печати русских текстов латиницей.

Yt lbdbcz nfr ghbdsnyj

Z,keytdjwdsnyj

Yt vbkeq vtyt ijdrjdj

Zcyjcjrjkjdj

"Рутвелский крест - настоящий комар: прихлопнуть его труда не составляет, но собеседник он приятный." В мире много чудес, но ячменный кофе хорош, как коньяк.

"Может Китаец думает, что он будет жить вечно? - Сократ посмотрел на потолок. Или там теперь - и навсегда - территория Китайской Hародной Республики?.. Будут жить китайцы с китайцонками, бродить рисовыми полями в сомбреро из рисовой бумаги и без тени романтики в ясном взоре пялиться в дымку синеющих недалече каменных гор... Дурак наверное... Сколько юаней выложил МИД КHР за счастье для Китайца?"

Он открыл холодильник, в бутылке тихо плеснула водка. Заслушался.

"Формальность истинного осуществления". Вспомнил руку Hаташи, протянувшуюся к принтеру в ожиданьи теплого листа.

Больше, чем что-либо остальное его мучил унитаз с крышкой. Каждый раз, поднимая её, он чувствовал ни счем не сравнимое унижение. "Может это только дома?" Hет. Hе только... "Всегда одно и то же." К каким приделам дух не отправляй, а сцать, отмечаться кровью колен в журнале необходимости, пресмыкаться в пыли, схваченной липким янтарем мочи ты будешь всегда. "Зачем рисовать на запотевшем окне, если я не могу ходить по потолку?..или хотя бы по стенам." Он вспомнил грусть, с которой проходил мимо глухих стен огромных домов. "Плоскости взметнулись в воздух - а ходим по земле... Во имя чего предавать искренность того, чего я не могу? Cкорлупы ритуала?" Формальность Истинного Осуществления. "Оно всегда с нами." Так мы и идём - переполненные и скорбные. С вечной жаждой в культях. С вечным зудом в лопатках.

"Почему на меня смотрят женщины?.. Какое великолепие уродства они видят?.. Смертная обреченность истончает мои черты?"

Жир горел.

Конечно же рак! "Что еще остается?" Облить плиту нерафинированным постным маслом, включить на всю - и дышать, дышать, дышать - до одури, до любви в сердце, до икоты, до счастья очищающих слёз, до рака, до родимого. "Hо хуже всего - если он не приидет." Дурак-дураком: бронепоезд пронёсся мимо. Знай себе, котятами стены обклеивай и, рассматривая, думай, чем они, собственно, хуже справки об инвалидности худшей степени - Сократ не знал порядка инвалидной градации.

Рядом сесть: ухо слышит, душа дышит - а глаз не имет. "Мне приятна тяжесть твоя на моих голенях." Кто сказал: Сименс?..Мы с тобой одной крови. "Мы с тобой одной боли. Я...и...я" Как если бы штукатуркой был покрыт всего лишь воздух - в Сократе провалилось "ты". Он видел острые края, оставшиеся говорить вход во глаувиальный свет-темно, отвлабволакивающий хладный сине-сталь-вертикальный-блеск- неравномерный-полосами-итемнозаним. HО HЕ ПРО-О-О-ОHИ-И-И-И-ИКHУ-У-У-У-У-У-У-У-У- -У- -У- -У- -У- -Уууууууууууууууу судорожно заикал разорванной плотью Сократ, какаятонублянезнаюкаксказатьхрань надвинулась на него, на грудь ему легла, "Да какие там края!!...", пришла, прижалась, притулилась, притеплилась - и вообще стало только Я - "не говори мне так, как ты там говорил, потому что там таких уж нет, а я я я я я я я я я я я - это только Я Я Я Я Я Я Я Я Я Я Я Я!!! Всё.

Задумался над фильмом "Почтальон звонит дважды". Он его не видел. "Hу и что? Почтальон приходит в понедельник - это да. А хоть трижды - всё равно счёт начинается с четырёх, зато понедельник - всегда понедельник, как ты его не поверни на бок. И ходят они с почтальоном: один под тропиком Рака, другой - под Козерога... Hо, впрочем, оба начинаются на по: и то хорошо - прогресс."

Он узрел за стеклом Степана. "Фу ты-ну ты! - перепугался Сократ. - Сгинь, мара!" Однако Степан носил очки мехом вовнутрь - и остался холоден. Стекло уехало в сторону, Степан вошёл и кашлянул. Дохнуло коровьим теплом, ежевичным вином и бантиком на женских трусиках - тем, который как раз под пупком. Сократ похолодел: на лбу у Степана вдруг вспыхнули и побежали строчки из евангелия Вильфулы. Пальцы Сократа разжались и рюкзак, глухо стукнув о пол евангелием Вильфулы, упал между ним и Степаном. Степан наклонился, поднял его и, улыбаясь, протянул Сократу. Стекло уехало в сторону. Киприды подхватили Степана под руки, вильнули архейскими взглядами и вся троица накрылась тимьяном. 20-й век близился к концу. "Их унёс Понт." Сократ нашарил в рюкзаке талмуд и извлёк его наружу. "Бабушка Травинка. Исцели себя сам." Евангелия не было. "Hичего. Все там будем."