Макс Брэнд - Всадники равнин

— Этому парню было отмеряно десять жизней, и все десять он пустил коту под хвост, но раз уж он по всей видимости не собирается умирать, то придется его лечить, как если бы он шел на поправку. Для начала покормите его. Дайте что-нибудь из того, что обычно едят ваши люди.

Эта пища воистину творила чудеса. Сколько бы пуль не угодило в него, раны эти никоим образом не сказались на его желудке, и всего за неделю он вполне оправился от болезни, так что жизнь его была уже вне опасности. За месяц перестали кровоточить и затянулись ужасные раны, на месте которых теперь остались лишь пунцовые рубцы. Вскоре он снова поднялся на ноги и быстро набирался сил, возвращаясь к прежней жизни. Восторгам доктора пришел конец. Он заявил, что Обмылок был просто ошибкой природы, её шагом назад, к первобытному человеку.

Но после своей второй стычки с Баттриками и последовавшего вслед за этим второго долгого лежания в постели, Обмылок все же стал благоразумнее. Он лютой ненавистью ненавидел обоих братьев, но понимал, что ради собственного же блага не стоит давать волю эмоциям. Было куда более безопасней держаться подальше, относясь к ним с вынужденной терпимостью. Братья напоминали ему двуликого бога войны, смотревшего в двух направлениях одновременно и поэтому застрахованного от нападения и спереди, и сзади.

Он бы не убоялся выйти против каждого из них, взятого поодиночке, зная, что по ловкости обращения с оружием не уступает ни одному из братьев. В меткости ему тоже было не отказать. Если же вести речь о рукопашной схватке, то здесь он мог в одиночку выйти против десятка таких, как Баттрики, и со всего маху бить их лбами друг о друга, ни секунды не сомневаясь в собственном превосходстве. Ибо самомнение у Обмылка было столь высоко, что сам себе он казался почти божественным.

Однако со всей своей верой в собственные силы, к Баттрикам он все же относился с благоговейным страхом. Они заметно отличались от большинства людей, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Он чувствовал, что они непобедимы. К чести братьев надо заметить, что они редко или никогда не сражались в одиночку. Они везде были вместе; вместе думали; вместе действовали. В то время, как один оглядывал простиравшиеся впереди дали, взгляд второго был неизменно обращен назад, чтобы вовремя заметить любую опасность, которая могла угрожать им с тыла.

Но вот теперь все же выискался человек, который посмел подойти к хижине Баттриков, из которой они так часто вырывались, подобно зловещим божествам, и обрушивались на поселок, чиня расправу над врагами толстого Джарвина. Этот же храбрец осмелился подойти к их двери и бросил им вызов, пригрозив, что они будут иметь дело с ним — с каким-то убогим калекой! И братья не вышли к нему!

Обмылок первым нарушил затянувшееся молчание.

— Куда уж ему стреляться с ними. Баттрики только на это и рассчитывают!

Повар искоса взглянул на него, а затем сказал:

— Слушай, Обмылок, а не может так быть, что эти двое просто боятся этого парня?

Обмылок оглянулся, и его шарообразная голова безо всякого труда, как-то очень по-птичьи, повернулась на толстой шее так, что он смотрел почти прямо себе за спину.

— Это ты мне это говоришь? Меня они что, испугались?

Повар благоразумно промолчал, а Обмылок, как ни в чем не бывало продолжал развивать свою мысль:

— А разве на всем свете найдется второй такой, как я?

Повар ничего не ответил.

— Разве найдется такой человек, — продолжал втолковывать Обмылок с навязчивой откровенностью человека, желающего быть понятым, — кто смог бы выстоять против меня хотя бы минуту?

— Нет, — сказал повар. — Только не в рукопашной. Я хорошо помню, что случилось с верзилой Поллаком, когда он объявился здесь специально для того, чтобы набить тебе морду.

Здесь Обмылок позволил себе улыбнуться. Эта гримаса перерезала его лицо ровно пополам, обнажив два ряда огромных, острых зубов.

— Рукопашная — это одно дело, — сказал Обмылок, — но видел ли ты хоть кого-нибудь, кто осмелился бы выйти против меня с оружием в руках — будь то винтовка, револьвер, нож или любое другое оружие, да хоть кузнечная кувалда?

Повар задумчиво нахмурился.

— Значит, с кузнечной кувалдой…, — задумчиво проговорил он. — Нет, Обмылок, лично я не знаю никого, кто бы когда-либо отважился связаться с тобой. Кроме Баттриков.

— Не имеет никакого значения, сколько их может быть — один, двое, трое, четверо, — сказал мулат, — любой ораве всегда недоставало народу, чтобы одолеть меня. И уж, во всяком случае, один на один со мной ещё никому не удавалось справиться. И двое на одного тоже. Так почему же тогда босс не берет меня к себе в охранники? Почему, я тебя спрашиваю?