Егор Фомин - Правда выбора

Игнат кивнул:

– Божьей помощью.

– Дурная голова! – хмыкнул Похабов, отмахнулся плетью и двинулся вперед, в ворота, – Зайди завтра.

– Государево слово и дело! – выпалил тут же Игнат и так поспешно, что голос прорезался и прозвучал густо и звонко.

– Что за погибель? – удивился приказчик и остановился, – ты чьих будешь?

– Гулящий человек…

– Стало, не служилый? Как смеешь тогда государевы речи говорить, псина? – возмутился Похабов и даже выпустил плетиво из кулака, готовый хлестнуть негодяя.

– Гришка Зоб, Маковской слободы 13 13 Слобода при Маковском острожке. Острожек стоял на реке Кети в начале волока на Енисейск. Волоком можно было попасть из Оби в Енисей, а далее – на Лену и Амур. староста, перебил ясачных остяков Ямышской волости 14 14 «Инородцы» при сборе ясака объединялись администрацией в «ясачные волости». Часто границы волостей соответствовали традиционным границам земель рода или племени. Ямышская волость находилась на реке Кети выше Маковского острожка. вместе с князцом, и взял себе государева ясака соболя! – зло ответил Игнат, глядя прямо в лицо Похабову.

Приказчик сжал губы, желваки на скулах заходили так, что это было видно сквозь густую бороду. Кулак с плетью напрягся, задрожал. Игнат, однако, не продолжал.

– Поносные слова на большого человека говоришь! – требовательно сказал приказчик. – Сам видел?

Игнат качнул головой. Пояснил:

– Верные следы были. Самого Зоба отпечаток сапога с приметными гвоздиками. Да в лесу бумажка от табаку, который его человек, Василь Черкас выпил 15 15 Выпил – т.е. выкурил. .

Приказчик поморщился, Игнат спохватился, зашарил на поясе, не сразу смог отвязать кошель.

– Что ж тут верного, коли сам не видел? Может тунгусы набежали, или татары? – все пытался отговориться сын боярский.

Игнат наконец вытряс из кошеля бумажку, протянул ее приказчику. Похабов поднял удивленно бровь:

– Не гневи, смерд!

Клочок бумажки его не убедил.

– Пытай меня 16 16 Сыск (т.е. расследование) велось с применением пытки, которой проверялись устные показания. ! – почти выкрикнул Игнат, а потом бросился к завалинке, начал развязывать тючок поняги 17 17 Поняга – рама из прутьев или жердей с лямками для ношения за спиной. К ней крепились (привязывались) припасы и снаряжение. Может считаться прообразом станка современных рюкзаков. . – Остяки на котце 18 18 Котец – запруда, ловушка для ловли рыбы, ставная снасть, место для ловли рыбы на заготовки. стояли, я на озера по дичь ходил. Вернулся – чумы пожжены, люди побиты. Под чумом жена моя, дети малые, одно костье осталось!

– Жена? – проговорил Похабов, – инородка? Так чего блажишь? Поди новую купи! Казачков в поход отправилось сколько, жен осталось – на базар не ходи!

Игнат выпрямился, изменился в лице:

– Крещеная, венчаная! Дети – русские! Побойся бога!

Понял, что слишком гордо бросил слова в лицо приказчику. Выхватил из поняги двух копченых уток, протянул их в руки Похабову:

– Прими в почесть 19 19 Подношение в почесть – практически официальная взятка того времени. !

Тот скривился:

– Что в почесть сыну боярскому суешь? Уток? Срамота! – потеряв желание продолжать разговор, Похабов двинулся в ворота, – Верно было, татары налетели.

– Олонец мое прозвище, еще прозвание – Ослоп 20 20 Ослоп – деревянная палица. Иногда окованная железом или утыканная гвоздями. От того же слова образовано «остолоп». , – сказал Игнат и замер.

Похабов сам остановился.

Что-то слышал приказчик об Игнате Ослопе от старых казаков. Будто ходил охочим человеком со служилыми, на Лену, на Колыму, отличался и в боях, и в жестокостях.

– Никогда не просил ничего за добытый в казну ясак, ни жалования не искал, ни подарков! – с бессильной обидой проговорил Игнат, – хоть свое соблюди, ты ж приказчик Маковского! Дай правежа Зобу!

– Что?! – рассердился Похабов и махнул плетью, – ты кого винить?.. кого?.. Сам от государевой службы, повинностей бегал, в охочих отсиживался, и тем взялся попрекать?!

Лет десять назад было то, о чем говорили про Ослопа. Того лиходея Похабов, пожалуй, и к себе бы взял. А этот жалкий человек с острым черным лицом, в инородческом платье ничего уже не стоил, только раздражал зря и назойливо добивался сыска, которого приказчик хотел избежать.

Игнат поднял подбородок, ноги его подломились, и он упал на колени, весь прямой как палка, с лицом, дрожащим от горя и обиды. Утки в безвольных руках ткнулись в пыль.