Егор Фомин - Правда выбора

Естафьев не остановился в том месте, куда показывал. Желая сам оказаться тем человеком, который отомстит за Зоба, он перелез через забор в соседний двор и подобрался еще ближе. Выбрав подходящую щель, затаился.

Скоро в воротах зобова двора показался Ослоп.

Он шел спокойно, даже неторопливо. Ружье со взведенным курком держал в руках, оба пистоля были заткнуты за пояс, рукоятями вправо.

Ослоп видел двух изготовившихся к бою людей дальше по улице. Однако ждал, что его будут сторожить. Сам бы так сделал. Не ворочая головой лишний раз, он старался взглядом не упустить ни одной мелочи по сторонам. Вычислял места, где было бы удобно засесть с луком или пищалью. Но и не останавливался.

Естафьев, выжидал. Второго выстрела ему наверняка не успеть сделать, надо было уложить Ослопа первым. Приходилось ждать пока тот либо приблизится, либо остановится.

Приметив справа щель в посеревших досках забора толщиной со ствол пищали, Ослоп не повернул головы, но прикинул, как там, за забором будет таиться стрелок. Мысленно взял прицел. Глянул еще раз. Верно, вот он, тусклый блеск на торце ствола.

Почти поравнявшись с щелью, он упал на колено, направил ствол в сторону забора и выстрелил. Пуля попала Естафьеву в правую часть груди, раскурочивая ребра и не оставляя никакой надежды выжить.

Ослоп тут же бросил ружье наземь и быстрым шагом пошел к Илье с Десятиным. Теперь нельзя было давать им опомниться.

За своим забором Пронька Бобыль приготовил стрелу, но стрелять еще не решался, опасаясь промаха. Страшась дурной славы Ослопа, припомнил заговор от пули и тихонько, но торопливо наговорил:

– На зоре, на ясной пойду под тихой облак, под красную зорю, под частые звезды, увижу море сине, да над ним ветры буйны. Не овей меня ветры пусты, а неси меня ветры на Буян-остров сред синя моря. Да возьму там крепок ключ-горяч Алатырь-камень. Ты не лежи лежмя камень, а заслони меня от пули. Как от тебя железа, так от меня железа. И так на всяк день и на всяк час, месяца молода и ветха. Говори на вино, и на перец, и на чеснок, на что хошь.

Закончив, он на всякий случай перекрестился:

– Спаси и сохрани, господи!

Однако положить руку обратно на стрелу ему не дали. На плечо легла тяжелая ладонь, а в шею кольнуло острие ножа.

– Не балуй, малый, так бобылем 49 49 Бобыль – изначально крестьянин не имеющий надела, позже нищий бездомный человек, в том числе одинокий, не женатый. и останесся, – прогудел ему в ухо Платон Скоблев.

Бобыль медленно обернулся:

– Ты ж, паскуда, ему за скобяной товар должон! Тебе там, с Ильей стоять! – удивился Пронька, – Илья какой бы ни кривой, а наследник. Узнает, что ты меня остановил, не даст товара, из чего плотничать будешь? По миру пойдешь!

Бобыль дернулся, уверенный, что плотник его отпустит, но тот напротив, ловко завернул ему руку за спину, ткнул лицом в землю и придавил коленом:

– Может и пойду. А через себя переступать довольно, – ответил Платон.

Увидев, что Ослоп выстрелил не туда, где должен был сидеть Естафьев, Илья обрадовался. Он даже выхватил нож и пошел сам на Игната. За ним поспешил и Десятин.

Едва сблизившись на расстояние выстрела, Ослоп не сбавляя шага выхватил пистоль, левой взвел курок, спустил его, целясь в грудь Илье. Тут же, еще в дыму, бросил пистоль, выхватил второй и так же оттянув ребром ладони курок с кремнем почти наугад выстрелил по Десятину. В тот же миг его клюнула в левое плечо стрела.

Стараясь не замечать боли, Ослоп шагнул дальше, выходя из дыма и беря в руку нож.

Слева мелькнул Лямин, вставший за забором и пытавшийся увидеть, куда попал своим выстрелом. Не выжидая лучшего времени, Ослоп метнул нож. Клинок попал Лямину в горло, он выронил лук и завалился навзничь.

Илье Григорьевичу пуля попала точно в сердце, а Десятину повезло меньше – в правую сторону живота. Это обещало ему неминуемую, но долгую и мучительную смерть. Ослопу, однако, не было до того дела.

Не останавливаясь, чтобы подобрать пистоли, и не оглядываясь, он пошел вперед. На ходу глянул на левую руку. Стрела пробила мышцы плеча, ткнулась в кость. Ослоп просто выдернул ее, не заботясь о том, что наконечник остался внутри. С не совсем зажившей еще раной от ножа Зубова рука все равно была не так проворна, а боль пока оставалась терпимой. В угаре боя он мог ее вообще перестать чувствовать.

Увидев, через щель в заборе, что грозный противник выжил, но теперь повернулся спиной, Бобыль заныл:

– Ладно-ладно! Отпустишь, замолвлю за тебя словцо, скостят долгу! От кабалы избавиться – шутка ли! Давай сам половину твоей кабалу выплачу!