Карл Май - Виннету – вождь апачей [litres]

В его глазах блеснула слеза. Ему стало стыдно за нее, и он поспешил к хижине, где лежали мертвые. Сегодня впервые он назвал меня по имени, и с тех пор всегда обращался ко мне так.

Теперь я должен был бы рассказать о погребении, которое состоялось со всей торжественностью, требуемой индейским ритуалом. Я отлично знаю, что описание погребальных торжеств могло бы многих заинтересовать, но, как только я вспоминаю об этом печальном событии, и теперь еще мной овладевает глубокая скорбь, словно все это произошло вчера.

Поэтому я вынужден отказаться от повествования, которое было бы осквернением, но не могил, которые мы воздвигли тогда у Наджет-циля, а памяти, которая навсегда останется в моем сердце, как святыня.

Тело Инчу-Чуны было привязано к лошади, которую стали засыпать со всех сторон землей. Когда она была лишена возможности двигаться, ей пустили пулю в голову. Затем насыпь увеличили и обложили камнями.

Ншо-Чи по моей просьбе похоронили иначе. Мне не хотелось, чтобы ее засыпали землей. Мы поместили ее в сидячем положении у подножия дерева и затем воздвигли над ней прочную полую пирамиду, из вершины которой выходила макушка дерева.

Впоследствии я несколько раз бывал с Виннету у Наджет-циля и посещал могилы. Мы каждый раз находили их нетронутыми.

Нетрудно представить себе, какую боль испытывал Виннету, потеряв отца и сестру. Однако лишь на похоронах он мог дать волю чувствам, впоследствии же, следуя обычаю индейцев, он тщательно скрывал свои переживания. К тому же со дня на день ожидалось появление племени кнобов, и к этому нужно было быть готовым. Теперь Виннету был уже не убитый горем сын и брат, но храбрый вождь своего племени, думавший лишь об отражении возможного нападения врагов и о поимке злодея Сантера. Его план действий, по-видимому, был уже готов, ибо тотчас после погребальных торжеств он приказал апачам готовиться к выступлению и привести для этого лошадей из лощины.

– Почему мой брат отдал такое распоряжение? – спросил я Виннету. – Условия местности таковы, что доставить лошадей снизу трудно.

– Я знаю, – возразил он, – и все же это необходимо сделать, чтобы перехитрить киовов. Они сдружились с убийцей и должны погибнуть!

Он произнес это с решительным и угрожающим видом: если его план осуществится, все киовы погибнут. Но я смотрел на это по-другому. Правда, киовы были нашими врагами, но разве они были виновны в смерти Инчу-Чуны и его дочери? Не попытаться ли переубедить Виннету? Я рисковал, конечно, навлечь на себя его гнев, однако момент казался мне весьма подходящим для разговора на эту тему, ибо мы были одни. Апачи уже приступили к исполнению его распоряжения и удалились, Стоун и Паркер последовали за ними. Таким образом, никто не услышал бы нас, если бы Виннету стал резко мне возражать (в присутствии других я мог бы почувствовать себя оскорбленным). Итак, я откровенно высказал ему свое мнение и, к моему удивлению, это вовсе не повлияло на него в том смысле, как я ожидал. Он, правда, сурово посмотрел на меня, но ответил спокойным голосом:

– Я ждал этих возражений от своего брата. Он не считает признаком слабости уклоняться от встречи с врагом.

– Ты не так понял меня. Об этом не может быть и речи. Я хотел только сказать, что они не виноваты в случившемся здесь, и было бы несправедливо покарать их за чужое преступление.

– Они в союзе с убийцей и придут сюда, чтобы напасть на нас. Разве этого недостаточно? Разве заслуживают они пощады?

– Нет, по-моему, это не является достаточным основанием. Мне грустно при мысли, что мой брат Виннету впадает в то самое заблуждение, которое должно повлечь гибель всех краснокожих.

– О каком заблуждении думает Разящая Рука?

– Индейцы готовы истреблять друг друга, вместо того чтобы помогать друг другу в борьбе против общего врага. Позволь мне говорить напрямик. Как ты полагаешь, кто хитрее и умнее, краснокожие или бледнолицые?

– Бледнолицые. Я вынужден сказать это, ибо это правда. У белых больше знаний, чем у нас. Они превосходят нас почти во всем.

– Ты прав. Преимущества на нашей стороне. Но ты ведь не обыкновенный, не рядовой индеец. Твой ум отличается остротой, и взгляд твой как телесный, так и духовный проникает глубже, чем взгляд простого воина. Как часто уже свирепствовал томагавк смерти среди индейцев! Ты должен понимать, что это самоубийство, и кто поступает таким образом, принимает участие в нем. Инчу-Чуна и Ншо-Чи убиты белыми, а не краснокожими. Один из убийц скрылся у киовов и сумел уговорить их напасть на вас. Мы должны быть настороже, чтобы отразить нападение, но мы не имеем права истребить пленников, как бешеных собак. Ведь они твои краснокожие братья. Подумай об этом!