Лэрри Макмуртри - Одинокий голубь

У него самого имелась льняная скатерть, которую он вытаскивал раз в году, в годовщину смерти своей жены. Жена его была сволочной бабой, и он вовсе не тосковал по ней, но этот повод казался ему достаточным, чтобы использовать скатерть в Лоунсам Дав. Его жена, которую звали Терезой, третировала не только его, но и лошадей, и именно поэтому его упряжка взбесилась и свалилась в овраг, причем повозка приземлилась прямиком на Терезу. Во время ежегодного ужина в ее честь Ксавье еще раз доказывал, что он – настоящий ресторатор, умудряясь напиться и не пролить ни капли на скатерть. На эти ужины приглашался только Август, но и он приходил лишь раз в три или четыре года из вежливости. Эти ужины были не просто печальны ми и нелепыми, поскольку все в Лоунсам Дав вздохнули с облегчением, когда Тереза преставилась, но и слегка опасными. Август не отличался свойственной Ксавье аккуратностью при выпивке и к скатертям не испытывал такого же, как тот, уважения, так что знал, что, пролей он что-нибудь на эту бесценную тряпку, дело могло обернуться скверно. Не то чтобы ему пришлось бы пристрелить Ксавье, но вполне могла возникнуть необходимость как следует врезать ресторатору по маленькой башке большим пистолетом.

С точки зрения Ксавье, шляпа Липпи была последней каплей. Ни один уважающий себя человек не может позволить себе носить такую шляпу в его заведении, да еще к тому же если этот человек его служащий. Посему время от времени он срывал ее с головы Лип-пи и выкидывал за дверь. Может, ее съест коза, говорят, они и чего похуже жрут. Но козы шляпу игнорировали, так что Липпи всегда выходил и подбирал ее, когда вспоминал, что ему требуется пепельница.

– Позор! – повторил Ксавье уже несколько более веселым тоном.

Липпи оставался безучастным.

– А что в ней плохого? – спросил он. – Сделана в Филадельфии. Там внутри написано.

Так оно и было, но впервые на это указал Август, а не Липпи. Липпи в жизни не прочитать такого длинного слова, как Филадельфия, к тому же он слабо представлял себе, где такой город находится. Он лишь знал, что это, видно, спокойное и цивилизованное место, раз у них есть время делать шляпы, вместо того чтобы сражаться с индейцами.

– Ксавье, я предлагаю тебе сделку, – сказал Август. – Ты одалживаешь Дишу два доллара, чтобы мы могли поиграть, а я забираю шляпу и отношу ее своим свиньям. Это единственный способ от нее избавиться.

– Если он ее еще наденет, я ее сожгу, – пообещал все еще сердитый Ксавье. – И сожгу все это заведение. Куда вы тогда пойдете?

– Если ты сожжешь эту пиану, ты лучше заранее приготовь мула попроворнее, – заявил Липпи, подергивая нижней губой. – Тем, из церкви, это не придется по душе.

Дишу этот разговор надоел. Он отогнал небольшое стадо лошадей в Матаморос и проделал почти сто миль вверх по реке, мечтая о Лори. Это могло бы показаться странным, потому что одна мысль о ней пугала его, но он продолжал путь и вот сидит здесь. Он обычно пользовался мексиканскими шлюхами, но теперь чувствовал, что ему надоели маленькие темнокожие женщины и хотелось разнообразия. Лорена была настолько другой, что при одной мысли о ней у него комок застревал в горле и он терял способность говорить. Он уже пользовался ее услугами четыре раза и хорошо помнил, какая она белая, как лунный свет, и кое-где тени, как ночью. Правда, не совсем как ночью, сквозь ночь он мог ехать спокойно, а про Лорену такого не скажешь. Она пользовалась дешевой пудрой – воспоминание о ее жизни в городе, и запах преследовал его неделями. Ему не нравилось просто платить ей, ему казалось, что было бы неплохо привезти ей какой-нибудь подарочек из Абилина или Доджа. Он часто проделывал это с сеньоритами, они всегда ждали подарков, и он старался их не разочаровывать. Всегда возвращался из Доджа с лентами и гребенками.

Но почему-то у него не хватало храбрости даже предложить что-то Лорене. Даже с чисто деловым предложением обращаться к ней было затруднительно. Часто казалось, что она и не слышит вопросов. Трудно заставить девушку понять, что у тебя к ней особые чувства, когда она на тебя не смотрит и тебя не слышит, а у тебя в горле так и застрял комок. Еще труднее было смириться с мыслью, что данная девушка не хочет, что бы ты как-то по-особенному к ней относился, раз уж тебе все равно приходится гонять скот и не видеть ее месяцами. Какими путаными ни были эти чувства, ситуация совсем ухудшалась от того, что Диш понимал: в данный момент у него нет денег на то, что эта девушка может ему позволить. У него не осталось ни гроша после того, как он проиграл свой месячный заработок в Матаморосе. Денег не было, как и недоставало красноречия, чтобы уговорить Лорену поверить ему в долг, зато хватало упрямства, чтобы сидеть всю ночь в надежде, что его явное желание наконец принудит ее смилостивиться.