Дороти Джонсон - Боевая рубаха

Вождь шайенов повернул медальон на золотой цепочке и посмотрел на изображение улыбающейся белой женщины, давно уже мертвой. Он смотрел на портрет, но ничто в его лице не изменилось.

«Долго ты еще будешь играть с чужаком? — удивился Бидж. — О, это огромное терпение, изощренная жестокость ненавидящего индейца!»

Священная Метка бросил медальон сыну. Как нечто блестящее, что можно повесить на шею воина вместе с бусами, когтями медведя и перышками мелких птиц.

Потом он поднял за цепочку большие серебряные часы и стал разглядывать их с наивным восхищением. Услышав тиканье, он приложил их к своему уху. Затем с выражением растерянности и гнева забросил их подальше.

Френсис Мэйсон онемел от удивления. Священная Метка что-то проворчал.

— Он говорит, что это, должно быть, плохой амулет, — перевел Бидж. — Иначе он бы не разговаривал. Разговаривать могут только живые люди и духи. Он не хочет иметь ничего общего с духами белых людей.

Вождь шайенов стоял, хмурясь, и подозрительно смотрел на Френсиса Мэйсона. Потом повернулся спиной.

Дважды он избежал паутины вехо, но еще одна вещь осталась на одеяле — небольшая зеленая книжка.

Он поднял ее, осторожно, неловко, руками, которые больше привыкли к луку и ножу и проливали кровь, такую же алую, как отметина на его лице.

Бидж затаил дыхание при виде того, как осторожно и почтительно рассматривал Священная Метка маленькую книжку. Он подносил ее близко к глазам, потом отодвигал на вытянутую руку, переворачивал, перелистывал страницы — благоговейно, как человек, имеющий дело со священной вещью, амулетом из перьев и меха.

«Неужели ты не видишь имя „ Чарльз Мэйсон“, написанное золотом на обложке?» — удивился Бидж.

Паутина вехо задрожала, но не поймала ничего. Глаза шайена были слепы к золотым буквам имени белого человека на обложке. Гордость его была велика. Он принял страдания в Священном Жилище, висел на ремнях церемониального шеста, сердца шайенов бились в унисон с его собственным сердцем, и это помогло ему освободиться… Он родился заново.

Он голодал вместе со своим народом, истекал кровью от ран, полученных в сражениях, и тех, которые наносил себе сам, чтобы добиться поддержки духов. Он терпел вместе с шайенами и мог заставить себя отказаться от книжки, которую белый человек оценил бы очень высоко.

Священная Метка протянул книжку стихов Чарльза Мэйсона своему брату Френсису, вежливо сказав на языке шайенов:

— Может быть, это хороший амулет для белых людей, я не знаю. Это не для моего народа.

Биджу Уилкоксу хотелось завопить, но он подавил крик.

Когда молодой индеец завернул в одеяло все подарки и навьючил на одну из лошадей, старый воин произнес еще одну речь.

— Я не понимаю белых людей и не хочу больше их видеть. Они уничтожили бизонов, и мой народ теперь голодает. Они убивают моих молодых воинов, и наши женщины плачут в своих жилищах. У наших детей нет отцов, которые могли бы добыть мясо. Я не хочу больше видеть белых людей. Я буду убивать их всех, пока не умру.

Мэйсон должен вернуться к себе домой и оплакивать своего брата. Я думаю, пауни убили этого человека, когда он был еще молод. Я рожден шайеном. Моим отцом был Человек-Бизон, моей матерью — Та-Которая-Поет.

Я участвовал во многих сражениях. Ходил на войну с одним копьем, чтобы показать, что не боюсь умереть. Но теперь я иду в бой с ружьем, так как боюсь, чтоб не умер мой народ.

Произнося слова нараспев и покачиваясь, он продолжал говорить. Бахрома из скальпов на рукавах боевой рубахи покачивалась, и солнце ярко освещало красный отпечаток руки на его лице и шрамы жертвенных ран на руках.

— Я ношу боевую рубаху. Это тяжелое бремя. Тот, кто носит ее, всегда должен быть первым в бою и может выйти из боя только последним. Он должен заботиться о своем народе и дать людям все, что им нужно. Он никогда не должен гневаться, если кто-нибудь из его народа нанесет ему обиду. Один человек увел у меня двух лошадей, но я простил его и дал ему еще одну лошадь. Я сохраняю мир в моем народе. Мне хотелось бы снять боевую рубаху, но я нужен моему народу. Я буду носить ее, пока будут силы.

Когда его сын кончил переводить, Священная Метка сказал:

— Теперь нам пора.

Неловко, как всякий индеец, пытающийся копировать обычаи белых, вождь пожал руку Мэйсону и Биджу Уилкоксу. Каждому сказал на шайени:

— Брат мой, прощай! — и отвернулся.

Бидж смотрел, как они уходят, и думал: «Я дал ему шанс, а он им не воспользовался. Я еще могу позвать его. Стоит мне только сказать: „Это тот самый человек“, и я получу тысячу долларов».