Генри Уилл - Золото Маккенны

— Духи! — внезапно прокаркала Маль-и-пай. — Бог не простит этого нам, индейцам. Что мы наделали? Привели сюда этих проклятых? Айе, айе! Мы пришли в священное место! Это же Сно-та-эй! Айе, айе, айе!..

Она принялась причитать по-апачски, раскачиваясь иссохшим телом из стороны в сторону.

— Каллате! — рыкнул Пелон, могучей рукой встряхивая старуху. — Слышишь меня, старая? Заткнись! Ты, что, хочешь разбудить всех мертвых сукиных детей, чьи кости валяются в каньоне и там, выше? — Изрыгая проклятия по-испански, он указал на тропу, по которой они только что спустились, но старая скво не переставала раскачиваться и безумно вопить. Тогда к ней подошел Микки Тиббс и шваркнул ладонью по губам. Удар был силен, выступила кровь. Но так как он помог заткнуться фонтану старой леди, то Пелон, казалось, был совсем не против такого проявления жестокости по отношению к собственной матери. — Ну что, карга старая? Получила. Говорил тебе — заткнись. Я бы и сам наподдал, если бы не был достойным сыном достойного отца. Дьявольщина. Эти мне индейцы. Все психи. Ладно. Маккенна, поехали. Где тут у нас золотые россыпи?

— Точно, черт бы подрал все и всех! — прошипел Микки. — Света еще достаточно, чтобы увидеть, как блестит золото. Арриба!

— Насколько я помню карту, — пробормотал Маккенна, — основная порода должна быть в восьмиобразной петле возле ручья с ближней стороны луга. Видите, где гравийный нанос разбивает воду на два серпообразных потока?

— Да, да!..

— Там надо искать золото, «в корнях травы».

Пелон с Микки обменялись настороженными взглядами и тут же припустили к берегу ручья. Фрэнчи бросила поводья и рванула вслед. Маль-и-пай, все еще бормоча апачские молитвы и прижимая развевающиеся юбки к костлявым коленям, не отставала от девушки. Все бежали к тому месту, «где золотые зерна лежат кучами, как сугробы».

Лишь Хачита с Маккенной остались у подножия зигзагообразной тропы.

— В том, что сказала сейчас старуха, — пробормотал великан-апач, — был определенный смысл. Черт меня подери, ну почему я никак не могу вспомнить?

— Не тревожься о Маль-и-пай и духах, — сказал Маккенна. — Она их где угодно найдет. Ты же знаешь.

— Нет, не духи меня беспокоят.

— Что бы это ни было — забудь. Друг мой, ты все вспомнишь, дай только время. Разве я не обещал?

— Да, правильно. Пойдем, взглянем на золото.

И они пошли к гравийной отметке. Издалека было видно, как Пелон, Фрэнчи, Маль-и-пай и Микки вопят и пригоршнями бросают вверх гравий: они находились в полной отключке. Наклонившись над редкой, ломкой травой и захватив в ладонь пригоршню песка и отполированного гравия, Маккенна понял причину всеобщего безумия. Даже находясь в конце дня на дне восьмисотфутового каньона, держа песок, перемешанный с гравием, на расстоянии вытянутой руки, и разглядывая его невооруженным глазом, даже после приличной выработки, которую провели Эдамс со своими ребятами, даже принимая все это во внимание, в породе было столько песка, самородков и золотой мелочи, что его бы хватило не на один рабочий день в обычной штольне.

— Боже мой, — бормотал шотландец, — неужели, неужели…

Он медленно поднялся, уставился в полумрак, надвигающийся на каньон, не до конца уверенный в том, что вопли и песни компаньонов не являются игрой воображения, и единственная мысль билась в усталых извилинах, смешиваясь с бессмысленными криками: «Я богат, богат, богат, богат, богат, богат…»

Все остальное осталось где-то в другом мире. А он был богат. Он напал на единственную и неповторимую жилу, жилу, о которой мечтают все старатели на земле.

— Боже мой, — повторил он, — боже мой… — Маккенна рухнул на колени и принялся сыпать на себя полные горсти песка, зарываясь в него лицом, как ребенок в мыльные пузыри, вылетающие из добрых рук его матери…

— Давай, поднажми. Почти получилось. Поднимай же!..

Хачита кивнул и согнулся. Маккенна, вместе с остальными наблюдавший за его работой, припомнил историю Эдамса о том, как после убийства его компаньонов, он прополз по зигзагообразной тропе обратно в лагерь. Легендарный первооткрыватель знаменитого каньона говорил о том, что в темноте подобрался к дымящимся развалинам хижины и стал копать землю среди горячих угольев, намереваясь освободить плиту и забрать из Оллы немного песка и самородков. Он клялся, что камень оказался настолько горячим, что до него нельзя было дотронуться. Позже, когда это утверждение подверглось сомнению, он признался, что когда ждал, пока камень остынет, рухнула поперечина, поддерживающая потолок, и плита, которую Эдамсу удалось-таки слегка приподнять, снова грохнулась на место, полностью уничтожив все надежды достать заветный клад. Бревно легло так, что яму перегородило пополам.