Уилл Генри - Золото Маккенны

Окажется ли всё это на месте, или они увидят только поросль чапарраля и медвежьей травы, такой, как находят на макушках тысяч каньонов в этом краю? Через минуту всё станет ясно.

Фрэнси, скакавшая, по настоянию Глена Маккенны, рядом с ним, была взволнована. Она раскраснелась, глаза её сияли. Дыхание было быстрым и прерывистым. Маккенна обнаружил, что его собственное дыхание становится всё тяжелее с каждым шагом коней, и дело было не в высоте над уровнем моря. То была лихорадка Адамса.

Он оглянулся, убеждаясь, что порядок марша оставался таким же, каким был установлен по его требованию. Он прекрасно понимал, что каждая примета, узнанная сегодня, увеличивала одну опасность: Пелон может решить, что остаток пути он способен проделать без помощи Глена Маккенны с его памятью, запечатлевшей песчаную карту старого Энха. И по виду открытого пространства Маккенна мог видеть, что они подъезжают к возвышенности, именуемой Почтой Апачей, в точности так, как передавал Адамс. Проверка местоположения спутников успокоила его только на краткий миг.

Сразу же за Фрэнси и Маккенной ехал Хачита, вклинив свой огромный торс между ними и ружьями Пелона и Юного Мики. Позади Хачиты следовала Малипаи с вьючной лошадью, затем Юный Мики, а Пелон замыкал шествие, чтобы свалить коварного кавалерийского следопыта, если понадобится, единым револьверным выстрелом. На случай этой надобности он ехал, всё время держа правую руку под печально известным серапе.

Убедившись, что всё в порядке, Маккенна привстал на стременах и помахал Пелону. Бандит помахал в ответ и позвал его:

— Ола! Видно что-нибудь?

И белый золотодобытчик, с глазами, сверкающими почти так же дико, как у Фрэнси Стэнтон, прокричал назад:

— Поехали за мной, поглядишь сам…

С этими словами он пришпорил коня и послал животное вперёд, одолевая последние ярды тропы. В один миг они выскочили наверх. Прочие, столпившись, выбирались из каньона с конями, расталкивающими и задевающими один другого, и в нетерпении увидеть то, что ждёт их наверху.

Там было на что посмотреть. Земля впереди лежала сморщенная, потревоженная и переломанная, как борозды на лице девяностолетнего старца. Но общий уровень возвышенности не превышал тридцати футов и в целом имел «плоскостной» эффект. Повсюду чёрные и серо-чёрные выбросы твёрдой как сталь вулканической породы вздымались кверху меж тонких трав и скрюченных карликовых сосен.

Это были они самые, «дурные земли».

Но постойте. Чего-то не хватало. Что-то было не так. Пелон пришпорил коня, поравняв его с Маккенной.

— На минуту, — прорычал он, — я подумал, что ты опять прав. Но я её не вижу. Где Почта Апачей?

Белый золотоискатель покачал головой.

— Я не знаю, — отвечал он, сам пристально вглядываясь. — Мы должны были её увидеть. Подожди, может, Хачита сможет её найти. У него глаза как раз подходящие. Ола! Хачита, поди сюда!

Великан-мимбреньо подъехал и принялся вглядываться в выходы лавы. Он помотал головой.

— Nada, — сказал он, — ничего. Никакой кучи скал с посланиями поблизости.

— Постой, постой-ка! — проговорил Маккенна, завидев, как кровь бросилась в лицо Пелону. — Должно быть, мы что-то проглядели в самой легенде… — Он яростно думал, не столько испуганный угрозой взрывного темперамента разбойника, сколько увлечённый собственным возбуждением. Затем глаза его сверкнули, и, испустив испанское проклятие, он вскричал:

— Ну, конечно! Вот в чём дело: Адамс упоминал о возвышении — они увидели Почту с небольшого возвышения. Поищите, поищите вокруг!..

— Вот оно, — прошипел Юный Мики Тиббс. — Вон, в стороне. Видите? Напоминает волчью голову. Те две сосны — словно уши. Этот выброс лавы напоминает язык. Пошли!

Все сразу устремились на своих конях за его пони, поперёк, по бездорожью к тёмному выходу породы. Естественная тропа вела к его вершине. С неё открывался вид на огромное блюдо земли, спускающееся к западу, которое было скрыто от глаз в тот миг, когда они выезжали из каньона с Тыквенной Грядкой.

— Alli! Alli! [30] Вон там! (исп.). — вскричал Хачита, тоже захваченный азартом игры. — Вон место для посланий!

Все они заметили его минутой позже и в галопе бросились туда, завывая, словно чистокровные индейцы. Когда они подошли к нему, все дрожали от возбуждения. Ничто не изменилось за тридцать три года. Даже некоторые оструганные палочки-послания всё ещё торчали меж камней древней почты. Все рассмеялись с облегчением. Кроме Хачиты, гигант мимбреньо нахмурился.