Луис Ламур - Каллаген

Он мог бы стать офицером мирного времени, поскольку люди научатся жить в мире и направлять свои стремления на благо цивилизации, должен же быть кто-то, кто будет сохранять мир. Но это, увы, не его выбор: он продолжал вести жизнь воина.

Теперь-то он знал, что такая жизнь не для него. Ни минуты больше, давно решил он. Перед ним тупик, и он ведет в никуда.

Предполагая, что может серьезно изучить право, Каллаген кое-что знал в этой области. Это может быть выходом, хотя и не очень удовлетворительным, поскольку такое решение принесет свои плоды лишь через несколько лет… Ах, если бы только ему удалось отыскать Золотую реку!.. Он понимал, конечно, что это всего лишь пустая отговорка. Он похож на людей, с которыми встречался повсюду, — искателей сокровищ, затерянных приисков; у таких, как правило, не было иной цели в жизни. И они никогда не переставали искать — до тех пор, пока сами не становились старыми, усталыми от жизни, дряхлыми.

Его мысли вернулись к Спрагу. Где он теперь? Нашли ли они дорогу назад, решили ли, что он, Каллаген, мертв? Может, на них внезапно напали из засады и устроили резню? Он сомневался, что Спраг легко потеряет свой след. Он был предусмотрительным толковым офицером и кое-что знал об индейских методах борьбы, считаясь со своими людьми.

Каковы были его, Каллагена, личные обязанности в данной ситуации? Он задумался. Первоначально их цель пребывания в пустыне состояла в том, чтобы защищать почтовый путь и людей, следовавших по дороге. Именно этим он и занимался.

Наступил вечер, а вместе с ним пришла прохлада. Появились звезды, на небе не было ни облака. Вдалеке возвышался резкий силуэт крутого горного кряжа.

На противоположной стороне загона горел костер, и до Каллагена долетал аромат готовящегося кофе. Мак-Броуди подошел к нему.

— Я рад, что ты здесь, Каллаген. Мои люди валятся с ног от усталости. Вы можете сменить нас в карауле?

— Хорошенько присматривай за лошадьми, — посоветовал Каллаген. — Я уже говорил, что не доверяю Уайли и его товарищу.

Мерцание огня, терпкий запах кофе и поджаренного бекона вызывали приятные ощущения, но Каллаген чувствовал себя неспокойно. Он знал о притаившихся поблизости индейцах, хотя, может быть, это была совсем другая банда, не та, что напала на него после того, как он оставил отряд.

В нем не было чувства враждебности к индейцам. Они жили своей жизнью, своим укладом, которые складывались на протяжении тысячелетий. Не задумываясь о том, хороши они или плохи, он принимал все это, как само собой разумеющееся. Они жили своей жизнью, белый человек — своей; у этих культур разное происхождение, собственные принципы существования.

Здесь не играет роли философия всего этого… важен ответ на один простой вопрос — жить или существовать, сражаться или умереть. Существует огромная разница между человеком, разглагольствующим по поводу этого и сидящим перед теплым камином с бокалом виски в руке в собственном доме или обсуждающим его в академическом зале, и человеком, находящимся в безлюдном месте, когда по ребрам струится пот и со всех сторон приближаются вооруженные дикари.

Каллаген с непонятной тревогой обошел редут вдоль стены. Что же все-таки предпримут индейцы? Для них за эти ми стенами скрывалась крупная добыча. Они быстро усвоили истину: белый человек нетерпелив, он чувствует потребность все время двигаться, что-то делать. Индеец научился терпению, он может ждать на лишенных растительности холмах, не испытывая потребности в воде и обходясь практически без еды, зная, где спрятаны цистерны с нею, что их можно открыть, а потом снова закупорить, и он может двигаться не спеша, когда пожелает и когда того потребуют обстоятельства.

Каллаген вернулся назад к костру и взял чашку с кофе из рук тети Мэджи. Потом отошел в сторону: свет от костра слепил глаза. Пламя костра успокаивает, навевает неясные грезы. Но глаза перестают видеть в темноте, что не очень хорошо в стране индейцев.

Тетя Мэджи тоже отошла от костра, подошла к Каллагену.

— Тебе бы лучше что-нибудь поесть, Морт. Кажется, ночь будет долгой.

— Они здесь, я знаю.

— Да. — Она помолчала. — Как ты думаешь, сколько их?

— Любое их количество — слишком много. Мы не ищем повода для столкновения, а просто хотим, чтобы почтовый путь был открыт и чтобы по нему шли груженые фургоны.

Где-то в ночной темноте послышался громкий стук: это камень, перевернувшись много раз, ударялся о скалу. Индеец? Или просто естественное движение в ночи?