Луис Ламур - Расхитители прииска

Майк Шевлин обернулся, окинув взглядом покрытую лужами улицу. Когда он покидал город, она имела всего три квартала и два салуна. Теперь вытянулась на семь кварталов, и по обеим ее сторонам сверкали окна не менее шести салунов. Бывший публичный дом переименовали в гостиницу «Невада» и выкрасили свежей краской. На месте шорной лавки разместилась пробирная палата, а напротив универсального магазина, которым некогда владел Элай Паттерсон, возвышался новый торговый центр.

Окна отбрасывали на мостовую прямоугольники света, а из «Невады» доносились бравурные звуки фортепиано. Гром еще ворчал где-то в горах. Шевлин угрюмо шагнул вперед. На него нахлынули воспоминания.

Да, шериф прав, здесь все переменилось, от прошлого не осталось и следа. Теперь это в самом деле шахтерский город, от бывшего скотоводческого центра ничего не сохранилось. Бедный старик Элай! Говорят, его убил Гиб Джентри. Кто этому поверит? Мэйсон оказался свидетелем, и что из этого? Он же всегда был лжецом и мелким воришкой.

Гиб Джентри и Шевлин тогда дружили… их отношения выглядели так. Они работали вместе, вместе ездили в город, вместе попадали в передряги. Но была ли между ними настоящая дружба? Все считали их приятелями, а их просто связывали совместная работа и общие интересы. Оба они наделали столько глупостей! И одна из самых серьезных заключалась в том, что взялись за оружие, став профессиональными вольными стрелками.

В окрестностях Рафтера мало кто желал браться за такую работу, даже в те времена. Теперь ему стукнуло тридцать, и он потерял счет перестрелкам, в которых успел поучаствовать.

А тогда Джентри и Шевлин были безрассудными и неистовыми, полными сил и свободными, как перекати-поле; по первому зову кидались в бой или сами бросали вызов. Джентри мастерски владел оружием и превосходил в этом Шевлина. Он был на восемь лет старше, на столько же дольше носил оружие и имел больше опыта. Но сколько воды утекло с тех пор, как Майк покинул Рафтер. С той поры он успел пройти огонь и воду и медные трубы, словом, такую школу жизни, какая Гибу и не снилась.

Поднявшийся ветер хлестал его струями дождя. Такая, видно, у него судьба, подумал он горько, все время искать место, где можно приклонить голову и хоть ненадолго укрыться. Тридцать лет от роду, и ничего за душой, только лошадь, седло да два револьвера.

Уже выехав за черту города, Майк вдруг вспомнил о старой лесопилке в Лесном каньоне. Ее, наверное, уже растащили на стройматериалы, или она сгорела от степного пожара, но если все же ей удалось уцелеть, то станет для него вполне подходящим укрытием от дождя и ненужных взглядов. Лесопилка была старой даже в те времена и представляла собой олицетворенную мечту, которая испарилась вместе с водой. Маловероятно, чтобы новые поселенцы знали о ее существовании.

За неимением лучшего варианта, путник свернул на дорогу, огибающую конюшню, и под проливным дождем принялся штурмовать крутой склон. Мокрые ветки били его по лицу, но он пригнул голову и продолжал подниматься. Добравшись до гребня холма, обернулся и посмотрел на огни города. Если бы он был человеком разумным, подумал Майк, то имел бы теперь свое ранчо или какое-нибудь предприятие и сидел бы дома, окруженный кучей ребятишек. Но он умел тянуть только ту лямку, за которую взялся.

Как всякий наездник на Западе, живущий среди дикой природы, он привык полагаться на инстинкты, зрение и слух своей лошади, знал ее нрав, умел различить любые перемены ее настроения. Вот почему, спустившись на дно Лесного каньона, он сразу заметил едва уловимые изменения в поведении вороного. Спешившись, Шевлин тщательно обшарил руками грязную тропу и обнаружил отпечаток копыта, столь свежий, что легко различался, несмотря на дождь. След, вероятно, оставили лишь несколько минут назад.

Вытерев руки об лошадиную гриву, Майк не спеша объехал теряющиеся во тьме очертания здания лесопилки и спешился возле конюшни. Заведя вороного внутрь, закрыл плотнее дверь и зажег спичку.

По обе стороны конюшни размещались две дюжины стойл. В них когда-то держали крупных тяжеловозов, на которых таскали бревна на лесопилку и увозили доски. Теперь здесь находились четыре лошади, беспокойно косившие на него глазами.

Отведя вороного в свободное стойло, он рукой дотронулся до каждой лошади. У двух шкуры были совершенно сухие, у третьей слегка влажная, а у четвертой столь же мокрая, как и у его собственной. Следовательно, два всадника провели здесь большую часть дня, остальные приехали после начала дождя, причем один из них лишь несколько минут назад.