— Ваш человек Уэллс мертв. Вы найдете его в сухом озере на юго-востоке отсюда, он весь в дырках, словно земля над логовищем сусликов, и застрелили его индейцы не из резервации.
— Ирина, кто это?
— Мистер Карлин, барон Фредерик фон Хальштат.
— Хотите сохранить жизнь, — сказал Шалако, — забудьте об этикете.
Фон Хальштат пропустил замечание мимо ушей.
— Спасибо, Карлин, что проводили леди Карнарвон в лагерь. Если вы голодны, обратитесь к повару и скажите, что вас послал я.
— Спасибо, но я не собираюсь задерживаться. Ваша компания обречена, а мне не хочется отдавать Богу душу вместе с вами. Я уезжаю.
— Как угодно, — холодно ответил фон Хальштат и протянул руку Ирине, помогая ей спрыгнуть с лошади.
Двое из подошедших остановились поблизости, и один из них произнес:
— Забудьте, генерал. Приятель испугался собственной тени.
Чалый мерин повернулся, словно по собственной воле, и взглянул на говорившего. Лицо Шалако скрывали поля шляпы, но то, что увидел сказавший, ему не понравилось.
— Мистер, — голос Шалако звучал холодно и бесстрастно. — Я видел апачей, одного застрелил. Вы хотите сказать, что я лжец?
Человек попятился. Ему отчаянно хотелось ответить утвердительно и выхватить револьвер, но что-то во всаднике заставило его замешкаться.
— Отставить! — в голосе фон Хальштата прозвенели командирские нотки. — Карлин! Мы благодарны вам за сопровождение леди Карнарвон. Если хотите, ешьте и спите здесь, но мы тронемся в путь на заре.
— На заре вы будете сражаться за свою жизнь. Я уезжаю через час.
Он повернул чалого к резервуару с водой. Честолюбивый переселенец построил этот резервуар до того, как апачи разрушили его веру в человечество, всадив ему в живот полдюжины стрел.
Переселенец был достойным христианином и верил, что, посадив дерево и выкопав колодец, он приблизится к Богу и его будут благословлять жаждущие воды и тени.
Он не понимал, что прочие мыслят другими категориями и что для них мир — штука невозможная. Он не знал, что для апачей любой, кто не принадлежит к их племени, — враг и что в их глазах вежливость — признак слабости.
Тем не менее, телом он был так же крепок, как и духом, и три дня протянул со стрелами в животе, привязанный вниз головой к колесу фургона рядом с близкой, но недоступной водой под палящим летним солнцем.
Он не оставил записей своей философии.
Шалако напоил чалого, затем отвел его от воды, снял седло и вытер пучком сухой травы, а тем временем осмотрел лагерь. Он никогда не видел ничего подобного. Фургоны беспорядочно разбросаны по всему ранчо; работники слоняются вокруг второго костра — поменьше; одетых, словно для охоты в Англии или Вирджинии, господ обслуживает повар в колпаке и белом фартуке.
Никаких признаков подготовки к отражению атаки, полная беспечность, кругом разговоры, смех.
Самым основательным зданием выглядела конюшня недалеко от резервуара, нижний этаж сложен из глинобитных кирпичей, а верхний — из бревен. В стенах прорезаны бойницы.
В жилом доме, построенном миролюбивым переселенцем намного позже, не укроешься, так же, как и в прочих постройках. Однако они образовывали неправильный четырехугольник с домом на востоке и конюшней на юге. Загородив фургонами промежутки между ними, можно было отразить любое нападение, а в случае крайней необходимости отступить в конюшню.
Приближающиеся шаги заставили его поднять глаза.
— Шалако! Черт меня побери! Откуда ты взялся?
Шалако устало выпрямился, бросил пучок травы.
— Баффало? Далековато от Форт-Гриффина. — Он растер в пыль остатки сухой травы. — Я спустился со Сьерра-Мадре голова к голове с Чато и еще сорока апачами. Во всяком случае сейчас их сорок.
— Шутишь?
— Я уезжаю.
Баффало Харрис выругался.
— Армия даже не знает, что мы здесь! Это ты только что стрелял?
Шалако показал на заднюю луку седла.
— Полюбуйся… Стреляли издали и сбоку, а не то пуля выбила бы меня из седла.
Баффало вложил палец в выемку и тихо присвистнул.
— Да уж!
— Как тебя угораздило связаться с этими разгильдяями?
— Разгильдяями? Ты с ума сошел! Это самая оснащенная экспедиция, какую я только видел! Шампанское, крабы, устрицы… все. Жутко шикарная компания, и, понимаешь, Шалако, лучших харчей я не ел за всю свою жизнь.
— И ради этого ты готов отдать свой скальп. Седлай коня и едем.
— Не могу. Я обещал, что останусь с ними до конца пути.
Подошел фон Хальштат и, увидев Баффало, остановился.
Читать дальше