Луис Ламур - След Кайова

Горькие воспоминания о минувшей войне давали о себе знать. Даже в самом Техасе полиция Дэвиса обращалась с коренными жителями, как с людьми второго сорта, и чувство обиды глубоко проникло в их сердца.

Погонщиков из Техаса по большей части не интересовало, что происходило в северном квартале. Такие закрытые кварталы существовали в каждом городе на маршруте перегона скота, и никто из погонщиков не видел в таком делении ничего оскорбительного для себя. Ковбои приезжали в город весело провести время, их интересовали салуны и притоны. Остальное никого не касалось.

Жизненные принципы, которые защищал Джон Блэйк, вовсе не выглядели несправедливыми, и никто, кроме случайного воинствующего пьянчуги, не считал себя вправе обсуждать их. Но Том Ланди явно не вписывался в рамки устоявшегося порядка.

Тома очень любили в нашей команде, и каждый видел в нем своего младшего брата. Их радовало, что, повзрослев, мальчишка стал настоящим мужчиной и всегда поступал, как подобает джентльмену. Он объезжал самых диких и непокорных лошадей, никто не мог с ним сравниться в бросании лассо, работал наравне с другими погонщиками и получал столько же, сколько они. Том не пил спиртного, и никто не осмеливался его за это упрекнуть.

Лишить юного Ланди права пойти на свидание в северный квартал означало нанести личное оскорбление не только хозяйке, но и каждому члену «Тамблинг Б».

Джон Блэйк знал, что это такое. Для него не являлось секретом, кто входил в состав нашей команды. Большинство ковбоев были закаленными бойцами, участвовали в десятках крупных и мелких боев с индейцами и бандитами в различных городских разборках. Этот город мог сдержать их атаку и даже уничтожить их, если дело дойдет до драки, но и немало горожан сложат свои головы.

Оседлав лошадь, я поскакал к стаду. Том заметил меня и направился следом. Мы были с ним одного роста — чуть выше шести футов — но по весу он немного мне уступал. Глядя на догоняющего меня юношу, я вдруг испытал до боли острое желание иметь собственного сына, такого же статного, красивого. Мне исполнилось тридцать пять, но только одна женщина на свете жила в моем сердце, и именно ее я не мог получить.

— Привет, Кон! — крикнул Том, пустив свою лошадь вровень с моей. — Не мог бы кто-нибудь другой закончить эту работу? Мне нужно в город.

— Никак не могу отпустить тебя, приятель. — Стараясь казаться беззаботным, ответил я и сразу ощутил, как Том напрягся.

— Что случилось? Или ты испугался Джона Блэйка?

Произнеся эту фразу, он сразу раскаялся. Его глаза выражали сожаление, но я тут же почувствовал такой знакомый холодок внутри. В те дни сказать такое человеку с револьвером на поясе значило оскорбить его. Но я был достаточно зрелым и мудрым, чтобы простить ему выпад… Или все же нет?

— Не испугался, и ты прекрасно это знаешь. Но если пойдешь сегодня в северный квартал, завтра кого-то придется оплакивать.

— Плевать, я не боюсь!

— Я не говорил, что боишься. Как и не говорил, что должны убить непременно тебя.

Я никогда не был силен в речах. Монологи на моральные темы мне всегда трудно давались — слова как-то не шли, не удавалось заарканить нужную фразу, хотя и знал, что сказать.

— Малыш, если ты сегодня пойдешь в северный квартал, — сделал я еще одну попытку, — черт знает какая каша может завариться. Поверь, Макдональд не отступится.

— О, Кон! Я проберусь туда, повидаюсь с девчонкой и вернусь назад. Ничего даже не заподозрят!

— На самом деле она не жаждет тебя увидеть, Том.

Он, конечно же, не поверил мне, а мне следовало предвидеть такой оборот. Она была девушкой его мечты, и мысль о том, что ей не хочется его видеть, не могла даже прийти ему в голову.

Тогда пришлось выложить ему все, что сказал Джон Блэйк, и кое-что добавить от себя, призвав на помощь все законы логики, которые только знал.

— Не верю! — упрямо твердил он.

— Только не скажи это Джону Блэйку.

— К черту Джона Блэйка! Везде лишь о нем и болтают! У него что, четыре руки?

— Ему достаточно двух, Том. Это я тебе говорю.

Казалось, он видел меня впервые, и я вдруг понял, что мой высокий авторитет в глазах Тома Ланди только что с грохотом рухнул.

Смерть в его возрасте — пустой звук, за свою жизнь он не успел испытать жестоких угрызений совести из-за глупой гибели хорошего человека в уличной пыли. Ему приходилось драться с индейцами, но участвовать в кровавых разборках, уносящих жизни близких и любимых людей, слава Богу, не выпадало.