Минуту назад он еще надеялся на освобождение. Пьянство шайки помогало ему. Только один этот метис не терял рассудка и был бдителен, как сторожевая собака.
Каким же образом отделаться от такого бдительного часового?
Было единственное средство. По крайней мере мулату оно казалось единственным. Глаза невольника сверкнули при этом страшным блеском.
Это был блеск зловещий, предсказывавший убийство.
Юпитер быстро сообразил, что он должен убить метиса, или погибнет сам.
Поймав своего товарища, который проливал виски на землю, он наклонился к нему и, засмеявшись, потребовал объяснения этого поступка.
Но едва этот вопрос достиг слуха метиса, как в тот же миг широкое лезвие ножа проникло ему в сердце, и он умер на месте, не испустив ни единого стона.
Разбойники были погружены в глубокий сон, не зная, что близко от них случилось трагическое происшествие.
Мулат тихо вышел, пробираясь молча между храпевшими грабителями, и направился к загородке, в которой стояли лошади.
Он произнес несколько слов вполголоса; одна из лошадей отделилась от других и позволила взять себя за холку. Эта лошадь принадлежала Кленси.
Юпитер нашел сбрую и оседлал лошадь.
Он осторожно отодвинул засовы и тихо вывел лошадь.
Никто ему не препятствовал, не слышно было ни малейшего шума, даже тогда, когда беглец с помощью ножа, захваченного тайком в одной палатке, отрезал веревку, которой была привязана собака Кленси к дереву. Собака, по-видимому, понимала, что необходимо было соблюдать крайнюю осторожность.
И пока пьяные разбойники храпели со всех сторон, мулат выехал из лагеря верхом на коне, с ружьем на плече и пистолетом за поясом. Собака бежала за лошадью.
Кленси по-прежнему стоял закопанный в землю по шею, невыносимо страдая душой и телом. Он едва мог втягивать воздух в легкие. Периодически он чувствовал приступы удушья, с которым не может сравниться никакое физическое страдание.
Койоты возвратились с воем и щелкали белыми, ужасными зубами.
О, как он желал бы в эту минуту иметь хоть одну руку свободной, а в этой руке оружие для того, чтобы лишить себя жизни.
Подобное существование хуже агонии — оно невыносимо. Он сожалел даже об уходе Дарка.
Лучше бы он остался и убил его, прекратив таким образом неописуемые мучения.
Он желал себе смерти.
Вероятно, его желание должно было скоро исполниться: волки находились рядом. В эту минуту они подошли ближе, чем когда-либо. Он видел их белые зубы и красные языки в футе от своего лица. Он чувствовал у себя на лбу их горячее, влажное дыхание. Каждый момент он ожидал их нападения. Закрыв глаза, он призывал смерть.
Но она не являлась, и он снова раскрыл глаза.
Вдруг он увидел, что волки удаляются с поджатыми хвостами.
Но они не спешили. То, что повлияло на эту перемену, казалось, не слишком их встревожило. Напротив, они уходили медленно, уступая почву вершок за вершком, с сожалением и недоверчиво.
Что же это могло значить?
Кленси искал объяснения на равнине, он смотрел вперед, направо и налево, насколько мог повернуть шею.
Но он ничего не видел, что могло бы объяснить перемену в поведении волков; причина должна была находиться сзади.
Он прислушивался, делал предположения.
Нельзя было сомневаться относительно того, что испугало волков снова: Ричард Дарк опомнился от страха, одумался, возвращается… Следующая за тем сцена будет последней — она завершит мщение.
Кленси был уверен, что это Дарк, и старался уловить стук копыт его лошади; но он слышал только шаги чьих-то легких лап, бежавших быстро по земле. Вскоре эти шаги послышались возле его головы и вдруг что-то теплое прикоснулось к его щеке.
Это был язык его собственной собаки.
— Слава Богу! — воскликнул Чарльз Кленси при виде верного друга.
Но радость эта длилась не более минуты. Что могла собака сделать для него? Ничего. Правда, она воспрепятствует койотам растерзать его, ну, и что же? Все равно он должен погибнуть?
Пока он рассуждал таким образом, верное животное продолжало лизать ему лоб с легким визгом.
— Откуда могла придти собака? Они ведь увели ее. Я видел ее привязанной к одному из седел. Убежала она, что ли, и пришла по следу? Или кто-нибудь идет за ней. Юпитер, например?
Он не слышал приближения ни лошади, ни человека на равнине. Первое предположение было вероятнее. Собака вырвалась и убежала к нему по собственному побуждению. Она была одна.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу