Джеймс Купер - Поселенцы

— Ну, я подвергнусь своей участи, и забуду кто я, сказалъ юноша; не напоминай мнѣ, что я потомокъ начальника Делаваровъ, который былъ владѣтелемъ этихъ горъ, прекрасныхъ долинъ и водъ, по которымъ ты плаваешь. — Да, я буду его вассаломъ и слугой; развѣ это не недостойное рабство, старикъ?

— Старикъ! торжественно повторилъ индіецъ. Да Чингахгокъ старъ, рука его — рука бабы, томагавкъ его — деревянный топоръ; чертополохъ и вѣтви — враги его. Пора отправиться къ предкамъ, Большой Змѣй Делаваровъ, дни его разсчитаны, и онъ хочетъ умереть.

— Довольно, пріятель, сказалъ юноша, — не говори больше, слова твои такъ тяжело ложатся на сердце.

Чингахгокъ замолчалъ, и пріятели вошли въ избу, снявъ предварительно запоръ, защищавшій ихъ имущество.

На другой день Эдвардсъ занялся дѣломъ y судьи, и почти три мѣсяца прошли безъ особенныхъ приключеній. Днемъ онъ прилежно работалъ, a ночи часто проводилъ въ хижинѣ Кожанаго-Чулка. Сношенія трехъ охотниковъ были таинственны и радушно поддерживались, хотя Чингахгокъ рѣдко, a Натти даже никогда не ходилъ въ господскій домъ. Эдвардсъ пользовался всякой минутой, чтобы навѣстить свое жилище, откуда возвращался очень поздно, иногда даже съ восходомъ солнца. Тѣ, кто зналъ эти посѣщенія, дѣлали разныя предположенія, не давая этого замѣтить, только Ричардъ высказывалъ иногда вполголоса свои замѣчанія.

Съ наступленіемъ весны огромныя снѣжныя массы, покрывавшія деревню, стали постепенно таять, и, вмѣсто гладкой снѣговой коры, улицы покрылись почти непроходимою грязью. Младшіе члены семейства изъ господскаго дома, къ которымъ можно было причислить и Луизу Грандтъ, дочь пастора, не остались равнодушными къ этой перемѣнѣ. Они могли наслаждаться всѣми удовольствіями зимы, пока снѣгъ покрывалъ улицы, и не только предпринимали поѣздки на горы и долины, но находили различные поводы къ удовольствію и на замерзшей поверхности озера. При этихъ поѣздкахъ въ окрестности, какъ дамы, такъ и кавалеры, употребляли верховыхъ лошадей, и первыя часто сопровождались однимъ или и нѣсколькими кавалерами семейства. Молодой Эдвардсъ ежедневно все болѣе входилъ въ свое положеніе, и нерѣдко принималъ участіе въ прогулкахъ съ беззаботностію и чистосердечіемъ, изгонявшимъ на минуту изъ его души всѣ страшныя воспоминанія. Привычка и юношеское легковѣріе, казалось, одерживали верхъ надъ тайнымъ источникомъ его безпокойства, хотя минутами снова являлось это отвращеніе къ судьѣ Темплю, которое въ первые дни знакомства выказалось въ ихъ разговорѣ.

Въ концѣ марта, Ричардъ Джонсъ уговорилъ Елисавету и подругу ея, Луизу Грандтъ, сопровождать ихъ на холмъ, который, по сказаніямъ, оригинально нависъ надъ озеромъ.

— Дорогой мы проѣдемъ мимо сахарныхъ тростниковъ Билли Кирби, и можемъ полюбоваться на нихъ, прибавилъ онъ. Въ цѣломъ околоткѣ никто не умѣетъ варить сахаръ, какъ этотъ Кирби.

— Да, Билли хорошій порубщикъ, замѣтилъ Веньяминъ Петильянъ, или Пумпъ, какъ его называли сокращенно, державшій въ рукахъ поводья лошади, на которую садился судья. — Онъ хорошій порубщикъ и превосходно владѣетъ топоромъ. Недавно я видѣлъ сахаръ съ его фабрики, о которомъ и старая пріятельница, дѣвица Петибонна, говорить, что онъ вкусенъ, какъ лучшій сиропъ. A вѣдь вы знаете, господинъ Джонсъ, что дѣвица Ремаркабль имѣетъ въ своемъ рту, похожемъ на орѣшные щипцы, особенное чутье для сладостей.

На этотъ ѣдкій намекъ мировой судья громко засмѣялся, и Пумпъ изо всѣхъ силъ вторилъ ему въ этомъ. Когда потомъ всѣ сѣли на лошадей, то кавалькада въ лучшемъ порядкѣ двинулась по деревнѣ. Дорогой встрѣтили они Левуа, и, оставивъ за собой дома, общество поѣхало по дорогѣ, ведущей къ лѣсу.

Ричардъ Джонсъ всячески старался занимать общество, пока наконецъ не достигли на вершинѣ горы вырубленнаго лѣса, гдѣ ели и сосны совершенно исчезли, уступили мѣсто рощѣ изъ сахарнаго клена съ его прямыми стволами и размашистыми вѣтвями, покрывавшими всю землю. Возлѣ каждаго древеснаго корня пробуравливалась дыра, въ которую входила трубочка изъ кожевеннаго дерева. Передъ ней стояло грубо выдѣланное изъ липы корыто для принятія сока, который вытекалъ посредствомъ этого безъискусственнаго и роскошнаго устройства.

Сахароваръ Билли Кирби занимался недалеко отъ лошадей. Равнодушно повернулъ онъ голову на громкій призывъ мироваго судьи, и съ удивительнымъ хладнокровіемъ разсматривалъ приближающееся общество. Потомъ кивнулъ каждому добродушно и искренно, какъ будто это были равные ему, и даже передъ дамами онъ не снялъ шляпы.