Луис Ламур - С попутным ветром

Убежать от них я не мог — у них ноги были длиннее, чем у меня. Тропа была хорошо утоптана, по обе ее стороны высились каменные стены. Мои преследователи медленно наступали на меня... и тут я стремительно метнулся между ними.

Один из них схватил меня за плечо — рубашка затрещала, но я вырвался и, перепрыгнув через стену, растянулся на земле. Набрав полные горсти земли, я вскочил, сам не свой от страха, потому что они тоже перепрыгнули стену, и в мгновение ока швырнул им в глаза пригоршни пыли.

Один испуганно вскрикнул, оба закрыли глаза руками. Тем временем я схватил крепкий сук, лежавший рядом с изгородью, размахнулся и со всей силы ударил ближайшего ко мне, угодив ему в челюсть. Он свалился как подкошенный. Затем я обрушил свое оружие на второго — он в это время еще протирал глаза. Я занес над ним свою дубину, он попытался было закрыть лицо рукой, но я с силой ударил его по колену. А затем бросился бежать.

Я бежал сломя голову через луг, вдоль каких-то сараев по той же тропе. Казалось, у меня сейчас разорвется сердце. Но прямо за забором начинался лес. Перескочив через забор, я наконец остановился в изнеможении и оглянулся назад. Никого не было видно.

Я медленно побрел в глубь леса. Я был измучен и подавлен — в этой стране у меня не было никого, к кому я мог обратиться за поддержкой. И мне некуда было идти. От усталости и чувства безысходности я опустился на поваленный ствол дерева и заплакал.

Мне стыдно в этом признаваться, но так было. Одинокий и напуганный, окруженный врагами, я сидел и молча плакал. Я думал о своем дорогом отце и покинутом доме и сокрушался, что у меня нет никакого пристанища и мне не к кому обратиться за утешением и поддержкой.

— Тебе больно? — раздался детский голосок. Я вскочил, судорожно утирая слезы.

В десяти футах от меня стояла девочка, а у ее ног — огромный бульдог с устрашающими челюстями.

— Я спрашиваю — тебе больно? Сидишь и плачешь, как маленький. Разве мальчикам пристало плакать?

— Я не плакал, — возразил я. — Я просто очень устал.

— Что ты делаешь здесь, в моем лесу?

— Это твой лес?

— Да, мой, и я не приглашала тебя сюда. Я никогда тебя прежде не видела. Ты что, цыган?

— Нет, я не цыган.

— Ну и нечего задаваться! Быть цыганом не так уж плохо! Я часто вижу себя в мечтах, как я еду в большом красном с золотом фургоне, добываю пропитание по дороге. В фургон запряжены четыре белые лошади, и рядом бежит Тигр, я взяла бы его с собой...

— А кто это, Тигр?

— Моя собака. Ее зовут Тигр.

— Кошачье имя. Тигры это кошки, — сказал я снисходительно.

— Вовсе нет! Собаку тоже можно назвать Тигром! Так сказал мой папа, а мой папа знает все. Впрочем, — добавила она, — Тигр ведь не знает, что у него кошачье имя.

— Какой огромный пес! — сказал я и вежливо попросил: — Ты прости, пожалуйста, что я забрел в твой лес, мне хотелось отдохнуть.

— А ты не браконьер? Потому что если лесник поймает тебя...

— Я не охочусь за дичью, — гордо сказал я. — Извини, что побеспокоил. Я, пожалуй, пойду.

Но я не тронулся с места — мне не хотелось уходить. Прошло много месяцев, с тех пор как я разговаривал со сверстниками.

Это была хорошенькая девочка с большими темными глазами и пухлыми губками.

— Ты пришел издалека? — спросила она.

— Очень.

— У тебя разорвана рубашка, — заметила она, — и ободраны колени.

Посмотрев вниз, я увидел, что, действительно, чулок порван и колено в крови.

— Я упал, — объяснил я.

— Ты, наверное, хочешь есть? — спросила она.

— Я только что... — начал было я, но тут же осекся.

Если я признаюсь, что ел в таверне, сразу все выйдет наружу. Скорее всего владелец таверны состоит в дружеских отношениях с ее семейством: отсюда до таверны совсем недалеко. И сразу вспомнил, что меня, вероятно, продолжают искать.

— Мне пора идти, — сказал я.

— Скоро ночь, — возразила она. — Где ты будешь спать? — Она с любопытством поглядела на меня. — В стогу? Или под забором?

— Не важно, — сказал я. — Я пойду.

Я повернулся, сделал несколько шагов, остановился и сказал:

— Какой чудесный лес! Надеюсь, я не нанес ему вред.

— Ничуть, — ответила она и добавила: — Мне кажется, ты испуган или у тебя что-то неладно. Ты бы поговорил с моим отцом. Он очень храбрый. — И после паузы гордо произнесла: — Он был солдатом.

— Мне нужно идти.

Я пошел, но тут же снова остановился, увидев высокого стройного человека с приятным лицом и карими глазами.

— Я не знаю, действительно ли я такой храбрый, моя дорогая, — сказал он, — но всегда старался им быть. Кто ты, мальчик?