Луис Ламур: Джубал Сэкетт

Приходит время, и молодые жаждут обрести самостоятельность.

Я знал, что он умрет, и почти наверняка знал, каким образом, но не думал, что это случится так скоро.

Сидя в молчании у костра рядом с незнакомым индейцем в качестве единственного компаньона, я думал о Барнабасе Сэкетте, великом повороте в его жизни, когда он пересек океан и обосновался на дикой, неизведанной земле, затем вернулся за нашей матерью.

Наша мать… Чувствовала ли она, что отец скоро уйдет из жизни? Она вернулась домой, в Англию, чтобы воспитывать нашу сестру Ноэллу в менее суровых условиях. С ней отправился и Брайан. Мы верили и надеялись, что она приняла мудрое решение.

А что же станут теперь делать Кин Ринг и Янс? Кин Ринг, мой сильный, серьезный старший брат, родился на шкуре бизона в самом пекле битвы с индейцами. Старый друг моего отца, Джереми Ринг, стоял над моей матерью, которая рожала, и отражал атаки врагов.

А Янс? Дикий, неуправляемый Янс, сильный как медведь, мгновенно приходящий в ярость и также быстро отходящий. Увижу ли я их еще?

Где-то в глубине души зловеще прозвучало: нет… я не сомневаюсь, что больше не увижу их, так же, как и мы с отцом ведали, что смерть его близка, потому что в нас текла кровь Нилы, знаменитой прорицательницы.

Мои братья нашли свою страну, я — нет. Их страна находилась в горах позади меня, моя — впереди, на западе.

Кеокотаа посмотрел на меня сквозь огонь костра:

— Ты — сын Барн-а-баса. Я — кикапу. Мы пойдем вместе.

Так оно и случилось.

Высокие деревья стояли голые и черные, но на их ветвях уже появилась легкая, нежная весенняя зелень. Почки вот-вот готовы были распуститься. Я пошел к реке напиться и спугнул крупного окуня, фунтов на двадцать по крайней мере. Он уплыл, потревоженный моим присутствием. Ниже по течению олень поднял голову от воды, и прозрачные капли упали с его морды. Он равнодушно взглянул на меня и удалился, очевидно ничуть не обеспокоенный нашей встречей.

С наступлением утра дым от костра смешался с поднимавшимся от земли туманом, и мы не слышали никаких звуков, кроме слабого потрескивания огня и тихого шипения влажных веток. Какое-то движение в зарослях дикого клевера заставило нас обернуться. Что-то огромное, темное, устрашающее двинулось к нам по луговой траве, медленно проявляясь из тумана.

Чудовище остановилось, почуяв запах костра, и уставилось на нас. Теперь и мы разглядели, что перед нами стоит крупный рогатый бизон. Его голову, грудь и загривок покрывала густая шерсть, на которой сверкали капли утренней росы. Вокруг него клубился туман, и он изучал нас маленькими черными глазками, почти скрытыми шерстью.

Бизон находился всего ярдах в пятнадцати, за ним виднелись другие.

Так и не поняв, что мы из себя представляем, бык опустил голову и стал рыть копытом землю.

— Мясо, — указал Кеокотаа, — много мяса.

Я достал пистолет, прицелился в точку на груди бизона около его левой передней ноги и нажал на спуск. Пистолет подпрыгнул от выстрела, я положил его на землю рядом с собой и взял второй, но стрелять пока не стал.

Огромный бизон продолжал стоять, глядя на нас, потом ноги его медленно подкосились, зверь рухнул на колени, затем опрокинулся и вытянулся на земле.

Остальные животные явно не понимали, что произошло. Звук выстрела не встревожил их, поскольку они не имели представления об огнестрельном оружии и могли принять грохот выстрела за раскат грома.

Один молодой бычок подошел и понюхал лежавшего вожака. Запах крови ему совсем не понравился. Тогда мы встали и направились к ним. Молодой бычок опустил голову, однако при нашем приближении повернул назад, стадо потянулось через луговину.

Взглянув на Кеокотаа, я не заметил на его лице признаков удивления. Слышал ли он раньше выстрелы из огнестрельного оружия, видел ли его? Позже я узнал, что и не видел, и не слышал, но он был кикапу и ничему не удивлялся.

Специальными ножами мы начали свежевать тушу, каждый делал это по-своему, но вместе получилось неплохо: шкуру сняли, выбрали лучшие куски мяса. Поправив наш костер и сделав приспособление для сушки мяса, мы нарезали на полоски вырезанные куски и повесили их коптить. Затем растянули шкуру, чтобы оскоблить и высушить ее.

Никто в наше время не имел такого прекрасного вооружения, как я. На охоте я обычно использовал большой английский лук, стрельбе из которого нас обучал отец, и, надо сказать, добился неплохих результатов. Кроме того, я носил острый как бритва нож с двенадцатидюймовым лезвием. Но моя истинная сила, которую я намеревался демонстрировать только в случае крайней необходимости, заключалась в двух длинноствольных пистолетах, которые отец добыл на пиратском судне. Очевидно, к пиратам пистолеты попали в качестве трофеев, а делались, скорее всего, на заказ для какого-то важного лорда.