Макс Брэнд: Новичок

— Двадцать три, — насмешливо повторил президент и нахмурился, словно молодой человек признался в тяжком грехе. — Значит, вам двадцать три года. А какой ваш рост, молодой человек?

— Пять футов девять дюймов, сэр.

— Пять футов и девять дюймов? А сколько вы весите?

— Сто семьдесят пять фунтов, сэр.

— Вы толстяк! — прогремел президент. — Вы страдаете ожирением! На вас по меньшей мере двадцать пять фунтов лишнего жира. А может быть, и все сорок. Да знаете ли вы, молодой человек, что такое этот жир? Это же грех! Жир для тела — то же, что праздность для души! Это тяжкий грех! Вам необходимо избавиться от этого жира. Вы должны обрести свой истинный облик. Стать самим собой! Не прячьте от себя правду за насмешками. Вон тот серьезный молодой человек, что сидит рядом с вами и, как я вижу, внимательно прислушивается к моим словам, — он даст вам десять очков форы в любом состязании. И все равно выиграет!

«Серьезный молодой человек» порозовел от смущения и удовольствия. Это был самый замечательный момент в его недолгой жизни. И единственный замечательный момент за всю его жизнь.

— Оставьте праздность и насмешки глупцам! — продолжал президент. — Идите в гимнастический зал! Учитесь работать мышцами, как вы работаете головой! Вот вы, молодой человек, какие подвижные игры знаете?

— Не знаю ни одной, сэр, — пробормотал несчастный Винсент Аллан.

— Ни одной? Как?! Разве вы никогда не играли в детстве в горелки?

— Нет, сэр.

— Может быть, вы были слишком болезненным ребенком? — спросил президент, немного смягчившись.

— Я… я очень много времени проводил за учебниками, когда учился в школе, — робко ответил Аллан, — и… мне не хватало времени на игры…

— Вам не хватало времени на игры! Не хватало времени! Ах, молодой человек, молодой человек… Если вам действительно нужно что-то сделать, время у вас найдется. Что, например, вы делали на переменах? Почему вы не играли?

— Я оставался в классе, сэр.

— Оставались в классе? Видимо, ваша учительница была очень симпатичной особой…

Эта незатейливая шутка вызвала у служащих взрыв смеха.

— Нет, сэр, — сказал Винсент, растерянно моргая. — Просто мне всегда трудно давалась учеба. Я тугодум, сэр.

Президент прикусил губу. Перед ним был молодой человек, которого следовало бы скорее ставить в пример другим, чем порицать. Но он зашел уже слишком далеко, и отступать было бы трудно и неловко.

— Мой юный друг, чтобы вас не мучили угрызения совести — избавьтесь от этого жира на вашем теле и изгоните сонливость из своих мозгов. Станьте живым и деятельным. Будьте смиренным, но никогда не прекращайте стремиться к вершинам. Перед вами — великая цель. Великая цель, оправдывающая любые усилия! Стремитесь к этой цели! Найдите ее для себя. А теперь можете сесть.

Президент вернулся к основной теме своего спича, но Винсент Аллан не разбирал слов. Он сознавал, что его уличили в смертном грехе. Правда, он не очень понимал, в чем его вина, но чувствовал, что в чем-то он виноват. Его щеки пылали от жгучего стыда, сердце отчаянно колотилось. Аллану хотелось спрятаться, забиться под стол. Но он, как всегда, ничего не мог поделать и продолжал сидеть, тупо глядя в лицо президенту через весь длинный стол.

После обеда Винсент вернулся к своему высокому стулу в банке. Он пытался работать. Часть его мозга автоматически продолжала выполнять расчеты. А сознание Винсента было наполнено уверенностью в том, что каким-то таинственным образом его существование оказалось бессмысленным, его жизнь — прожитой впустую.

Он покраснел, даже шея над воротником стала малиновой. Остальные служащие, сновавшие взад и вперед по отделу, видели состояние Винсента Аллана и кивали в его сторону, многозначительно улыбаясь. Винсент знал, что они посмеиваются над ним. Может быть, они всегда над ним смеялись, ведь он такой вялый и толстый… Да, несомненно, он — слабак. Но раз уж Господь подарил ему жизнь, Винсент должен сделать свое тело настолько сильным, насколько позволяет его конституция. Он должен избавиться от этого жира и стать самим собой, как говорил президент! Винсент посмотрел на свою маленькую аккуратную кисть, на пухлое, почти женское запястье и тяжело вздохнул. Похоже, его телосложение этому не способствует…

На самом-то деле его умственные способности тоже были далеко не блестящими. Винсент был медлительным, вялым юношей. В детстве его считали тупицей. И его воспоминания о школьных годах представлялись сплошным кошмаром. Едва он успевал преодолеть одну трудность, его уже поджидала следующая. Из жестокой борьбы с обычным делением его бросало в запутанные таинства дробей — с числителями, знаменателями, делителями… Уже начальная школа была достаточно ужасной, но средняя — это четыре года настоящего рабства. Одно упоминание об алгебре вызывало у Аллана содрогание. Химия представала в образе демона из преисподней. Винсент Аллан всегда оказывался последним в классе по успеваемости — до экзаменов. Но на экзаменах он получал на удивление хорошие оценки. Потому как его рабство в том и состояло, что он, взявшись за дело, не бросал его, не доведя до конца. Все, что Аллан изучал, оставалось в его памяти навсегда. Точно так же обстояли дела и в банке. В течение первых шести месяцев работы руководитель отдела ежедневно собирался уволить неповоротливого увальня. Но смотреть в чистые голубые глаза Винсента Аллана и продолжать на него сердиться было невозможно. И вопреки доводам рассудка, начальник отдела вновь и вновь оставлял Винсента в банке. А по истечении полугодового испытательного срока он заметил, что Аллан стал работать лучше — и значительно лучше! Его можно было сравнить со снежной лавиной, которая начинается с маленького камешка, но растет постепенно и неудержимо. Понемногу постигая тайны своей работы, Винсент Аллан постепенно стал незаменимым. Другие могли допустить ошибку, но казалось совершенно невозможным, чтобы в расчетах ошибся Винсент Аллан.