Макс Брэнд: Опасная игра

А в это время собравшаяся на веранде толпа оживленно перешептывалась.

— Что происходит, шериф? — то и дело спрашивал кто-нибудь.

Но Уолтере только пожимал плечами, продолжая разглядывать дом напротив. На лице его застыло озадаченное выражение, будто он изо всех сил старается, но так и не может разгадать, почему в доме напротив забаррикадировался его хозяин.

— Занавес поднят, — прокомментировал кто-то из собравшихся зрителей, — и, сдается мне, актеры уже на местах. Так что, почтеннейшая публика, ежели не хотите опоздать к началу, занимайте места согласно купленным билетам!

— Вон там кто-то едет! — вдруг сказала Джорджия, вглядываясь в дальний конец улицы.

— Да, — подтвердил шериф, — но что-то еле тащится. Сдается мне, это не тот, кого мы ждем.

— Тише едешь, дальше будешь, — невозмутимо напомнил кто-то.

Люди постепенно стали терять терпение, словно зрители на корриде, когда, затаив дыхание, они ждут матадора, а его все нет.

— По-моему, мы напрасно тратим время, — шепнул Милман, обращаясь к жене. — А нам еще ехать домой.

Шепот в толпе постепенно становился все громче. Кто-то уже смеялся и шутил, когда вдруг в дальнем конце веранды резко прозвучал чей-то испуганный голос. Присутствующие замерли. Воцарилось молчание, будто огромная волна разом накрыла всех с головой.

— В чем дело? — прошептал Милман, поворачиваясь к шерифу.

— Тише! — прошипел тот в ответ. — Похоже, появился Кид!

Порыв ветра разогнал клубившееся на улице огромное пыльное облако, и вдруг перед ним возник высокий мужчина, державшийся прямо и так приподнявшийся в высоких стременах, что можно было подумать, будто он не сидит, а стоит в седле. Голова его была высоко поднята, он пристально вглядывался в даль, как это делает человек, привыкший полагаться на свою лошадь. В его облике не было ничего примечательного, если не считать крохотных золотых бубенчиков на шпорах, издававших мелодичный звон. В тишине, повисшей над верандой, этот звук, слабый и робкий, будто лепетание далекого ручейка, слышался совершенно отчетливо. Уолтере легко подтолкнул локтем Джорджию.

— Взгляните-ка, подходящая для вас лошадка! — вполголоса проговорил он. — Ее зовут Дак Хок [2], по крайней мере, так я слышал. Чистокровный мустанг, причем кобыла. Кид заарканил ее под Сонорой. Ну разве не красавица? Идет будто на цыпочках, тут всякий залюбуется, верно?

Шериф был прав. Кобыла, будто настоящая танцовщица, приближалась изящным, плавным карьером, с гордо поднятой головой. Можно было подумать, что она гордится и своим седоком, и тем, что он задумал. От такой лошади не отказался бы и сам король. А уж любой генерал или даже мэр отдал бы все на свете, лишь бы хоть раз в жизни удостоиться счастья в торжественный день появиться на ней перед глазами восторженной толпы.

— Ее назвали так из-за отметин на шкуре, — объяснил Уолтере. — Видите, она вся черная, только грудь и шея будто в белом пуху. Никогда прежде не видел у лошадей такого окраса. Вот она какая — Дак Хок! Как в первый раз увидел ее в Финиксе — с тех пор забыть не могу. Господи, провалиться мне на этом месте, если за такую лошадку я не согласился бы лет десять копать картошку! А как вам, дорогая, всадник? — Рот шерифа растянулся в лукавой усмешке.

Девушка доверчиво улыбнулась ему в ответ.

— А что? Выглядит неплохо, — откровенно восхитилась она.

Так оно и было. Впрочем, не удивительно, ведь Милман Кид был переселенцем, истинным жителем Запада, и к тому же не просто Запада, а приграничной полосы. Теперь, когда он спешился, стало особенно заметно, какие у него широкие плечи и могучие мышцы, распиравшие шерстяную рубашку, какие длинные, мускулистые ноги прирожденного бегуна, которые так часто встречаются среди индейцев навахо. Лицо его напоминало выдубленную солнцем кору дуба, на котором совершенно неожиданно были ярко-синие ирландские глаза — точно такие же, как у Джорджии Милман. Из-за них ни один мужчина не мог смотреть на нее без сладостного трепета.

Однако глаза Малыша Кида отнюдь не вызывали в мужских сердцах того же самого благоговейного трепета. Больше того, под их ледяным взглядом многим тут же становилось не по себе.

Спешившись, Кид вытащил из седельной сумки большой полотняный платок, заботливо вытер взмыленную морду своей кобылы и только затем подпустил ее к поилке, позволив вволю напиться, что она и проделала с присущей ей грацией.

— Привет, ребята! — поздоровался Кид. — Ждете, что здесь пройдет какая-нибудь процессия? Или кто-то собирается сказать речь?