Макс Брэнд - Смертельная погоня

Генри Бентон представился, пожал руку Тагу и повел гостя на заднюю веранду. Казалось, это была его цитадель. Там стояло мягкое кресло-качалка и бамбуковый столик с плетеным верхом — нижний отдел его был завален газетами и журналами.

— Присядь и отдохни, сынок, — предложил Генри Бентон. — Чем ты собираешься заняться в Грув-Сити?

— Просто отдохнуть, — ответил Таг. — И поискать, чем бы заняться.

— А какое твое основное занятие? Не коров же пасти!

Он смотрел на его тонкие руки. Они не были ни пораненными, ни широкими, ни огрубевшими, как у большинства полевых работников.

— Нет, — подтвердил Таг, демонстрируя абсолютную искренность. — Мое основное занятие — блэк-джек или покер. Я и в юкку играю немного, но она очень медленная. А еще никогда не был против и игры в кости. Но деньги трачу в основном на фараоне.

Мистер Бентон, не говоря ни слова и не спуская с гостя непроницаемых голубых глаз, некоторое время переваривал информацию. Затем рот его растянулся в широкой улыбке.

— Мои деньжата тоже уходили на фараоне, — поведал он. — Но я их не жалел. Просто получал удовольствие. Чего тут таить? И ты хочешь поживиться здесь, в Грув-Сити?

— Я не заходил далеко. Разок в рулетку для поддержания денежного обращения.

— Здесь у нас есть шериф, который очень пристально следит за парнями, живущими картами.

— Я сражаюсь справедливо, — доверительно сообщил Таг. — Справедливость с честными, а обман — с обманщиками. Шериф не может быть против этого.

— Да, думаю, так оно и есть, — согласился Бентон. — Но ты ведь знаешь, как сейчас обстоят дела. Мир стал таким, что человеку не дают развернуться за столом. Не обойтись без того, чтобы весь город качал головами, когда ты идешь по улице. Сынок, ты истинное утешение для меня, С тобой можно отвести душу. Игра в юкку, о которой ты говорил, мне знакома.

Таким образом, Таг Эндерби занялся монотонной игрой в юкку. Ему не потребовалось много времени, чтобы определить, что у мистера Бентона есть в запасе несколько гостинных карточных трюков. Простенькие мелкие манипуляции. Таг знал их и успел забыть еще в начале своей карьеры. Но он не подавал виду. Даже позволял заманить себя в одну ловушку за другой. Он развлекался, огонь, загорающийся в глазах Генри Бентона, тешил его. И прежде всего то, что в непроницаемых глазах цвета морских глубин появлялась искорка, всплывшая с самого дна души. Его занимал вопрос; может ли подобная искорка когда-нибудь зажечься в глазах той девушки?

Юкка продолжалась, пока не стемнело и запах еды не наполнил воздух. Наконец позвали ужинать. Мистер Бентон поднялся из-за стола, выиграв двадцать два доллара наличными.

— А, Молли! — выговорил он. — Так, говоришь, ужин готов? Что, уже так поздно? А я ведь совсем забыл о Джейке Уинтоне, обещал заглянуть к нему днем. Вы, ребята, садитесь. И не ждите меня. Я скоро вернусь. — Уже в дверях он крикнул: — Чего не хватает твоей игре, так это любви к козырю. Именно это делает юку хорошей игрой!

Генри Бентон исчез, а молодой Таг Эндерби поднялся со стула за плетеным столиком. Девушка все еще стояла рядом.

— Сколько он у вас выиграл? — поинтересовалась она.

— Так, мелочь. Что-то около двадцати долларов.

— Тогда он вернется под утро, — заявила она. — Не делайте так больше, мистер Эндерби.

— У карт свои законы… — начал он.

Но голубые глаза остановились на нем, и он почувствовал, что они смотрят сквозь него, словно через окно, прямо в его мысли.

Ужин был скучным, так как Молли Бентон не проронила ни слова. Она не была ни угрюмой, ни печальной, просто отстраненной и серьезной. Но ее мать старалась за двоих, разгоняя тишину.

Миссис Бентон бодро тарахтела, легко перепрыгивая с одной темы на другую, не углубляясь ни в одну. Она говорила о коровах и о том, как жаль, что пастбища этим летом не сделали масло достаточно желтым. Теперь вот приходится добавлять краситель. Но маслу он не вредит, потому что это всего лишь экстракт моркови. А если не положить краситель, то никакой цены вообще не получишь. Люди ничего в этом не понимают. Словно цвет имеет хоть какое-нибудь значение! Правда, весной, когда трава была молодой, насыщенной и зеленой, парное молоко лилось через край, и масло было темным, словно золото! Да, весна — славное время года!

— Разве не так, Молли? — вставляла она почти после каждого высказывания.

Девушка не отвечала и только время от времени поднимала серьезные глаза. Ее мать, казалось, это вполне устраивало.