Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок

Однако куда сильнее меня поразило то, что он сказал насчет револьвера.

— Постой, Грешам, это правда, что ты ходишь без оружия? — решил я уточнить.

— Ну конечно, Шерберн. Разумеется, правда.

— Хочешь сказать, — не унимался я, — что у тебя и сейчас нет револьвера под мышкой? Что ты выехал из Эмити, рискуя в любой момент встретиться с индейцами, и, если бы это произошло, дрался бы голыми руками?

— На случай особой нужды у меня есть охотничий нож.

— Охотничий нож?! — завопил я истерически. — Скажи-ка, охотничий нож!

— Ну да, — невозмутимо отозвался он и, достав нож, подбросил его на ладони. — Если хочешь знать, в ближнем бою он не такая уж плохая штука. По мне лучше, чтобы противник послал в меня пулю, чем швырнул нож, при условии, конечно, что он умеет обращаться с холодным оружием.

А умел ли это делать сам Грешам, спрашивать не пришлось — об этом свидетельствовала та небрежная манера, с которой он теребил лезвие. Затем не глядя Питер сунул оружие в ножны и спрятал его за пазуху с такой непринужденностью, будто это были часы на цепочке. Мое уважение к нему вышло за все мыслимые границы.

И все же казалось странным, что человек в здравом уме может каждый день выходить безоружным на улицу в таком милом городке, как Эмити. Мое недоумение я выразил так:

— Верю. Но объясни, зачем подвергать себя опасности, расхаживая без револьвера в толпе?

— Опасности? — улыбнулся Грешам. — Впрочем, ты не первый удивляешься, хотя на самом деле никакой опасности нет. Когда у парня оружие, он готов к драке и всем своим видом показывает: меня, дескать, только тронь, я тут же начну стрелять! А теперь представъ, что будет, если на пути окажется другой, такой же. Вот они встретились, стоят лицом к лицу, и ни один из них не желает отойти в сторону. Ба-бах! И как минимум, один труп! Но вот я выхожу, как ты говоришь, в толпу, зная, что у меня оружия нет. Не важно, знают ли это другие, — главное, знаю я! Если на пути возникнет опасность, попросту ее обойду. Я не ищу ссор, держусь на заднем плане и всегда готов выслушать чужое мнение. Мое самолюбие ничуть не страдает, если приходится уходить, почувствовав, что дело запахло жареным. В результате на мне нет ни единого шрама от уличной перестрелки или драки в салуне, а между тем я содержу салун, и отель, и казино! По-моему, это доказывает одну простую истину: человек получает то, что выбирает сам. Даже в таком пчелином улье, как Эмити.

Слушая его, я уже был готов во все это поверить и все-таки тут же запротестовал:

— Грешам, для тебя это, может, и верно, но уж никак не для других. Потому что такой, как ты, — один на десять тысяч, если не на миллион!

— Чушь! — отрезал Питер. — А вот и дом Кеньона.

Мы постучались, и к нам вышел Том Кеньон собственной персоной. Скользнув взглядом по лицу Грешама, злобно уставился на меня. Угостил я его крепко: правую сторону подбородка украшала синеватая опухоль, вокруг головы был повязан бинт. Вероятно, Кеньон ободрал затылок, проехавшись им по стойке.

Выдержав паузу, он заговорил:

— Хорошо, щенок, что ты нарушил запрет и вернулся к нам в Эмити. Побудь здесь, пока я схожу за револьвером!

— Минуту, Том! — остановил его Грешам. — Сперва выслушай меня. Хочу, чтоб ты знал: мой друг вовсе не собирался…

— Господи, Грешам! — перебил его Кеньон. — Не может быть, чтобы у тебя завелись такие друзья! Это правда?

Он посмотрел на меня с таким омерзением, будто перед ним была гремучая змея. Я уже было двинулся в его сторону, но Питер схватил меня за плечо.

— Да, это правда, — ответил он. — А кроме того, хочу, чтобы он стал и твоим другом.

— Знаю я тебя, Пит, — вздохнул Кеньон, — только на этот раз не выйдет по-твоему. Я ни от кого не потерплю то, что позволил себе этот подонок.

— Он пришел извиниться, — объяснил Грешам.

И хотите — верьте, хотите — нет, но в тот момент я почувствовал, что и в самом деле могу извиниться. Впервые в жизни!

— Нужны мне извинения этого бульдога, — усмехнулся Кеньон. — Нет уж, Пит! Мы с ним поговорим по-мужски, и хочу, чтобы ребята это видели!

— Кеньон, — произнес настойчиво Грешам, — ты поступаешь неправильно.

Вот и все, что он сказал, но только тон его был холоднее декабрьской ночи в горах, а сам Питер застыл при этом наподобие каменной статуи. На Кеньона это подействовало сразу, он нерешительно положил руку на плечо владельца салуна.

— Знаешь, Пит, не всем быть святыми вроде тебя. Этот парень оскорбил меня у всех на глазах. Сейчас в городе только об этом и говорят. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем…