Макс Брэнд: Джинго

«Джинго — человек, проповедующий воинственную внешнюю политику». Так утверждает словарь.

Действительно, наш герой был очень воинственным по натуре — к незнакомцам всегда относился как к потенциальным врагам. И все-таки те, кто дал ему это прозвище, имели в виду совсем другое. В старые времена циркачи, перед тем как сделать трюк, обычно восклицали: «Хай, Джинго!» или «Хей, Джинго!». Точно так, как теперь кричат: «Алле-оп!» Из этого возгласа каким-то образом родилась легкая клятва «Клянусь Джинго!» — равносильная более привычной «ей-богу!». Правда, в зависимости от обстоятельств, она употреблялась иногда и как проклятие. Похоже, те, кто прозвал этого парня «Джинго», именно это и имели в виду, потому что одни на него молились, другие его проклинали.

На Джинго приятно было смотреть: чуть старше Двадцати лет, красивый, как выросший на горных пастбищах дикий мустанг, в глазах которого сияет зарождающаяся заря, гибкий как струна, но струна — стальная, он мог одновременно и затеряться в толпе, и продырявить любого из нее. Этот парень не боялся никого, кроме дьявола, и полагался только на свои сильные руки.

Таким был Джинго, когда въезжал в городок Тауэр-Крик, расположившийся у подножия высоких гор.

Он восседал на нетерпеливом мустанге с гордо посаженной головой, как это бывает только у чистокровных лошадей, и с глазами, в которых полыхали отблески молний. Каков всадник — таков и конь.

И хотя Джинго нравилось вызывать к себе интерес, красивая одежда не доставляла ему никакого удовольствия. Его голубая шерстяная рубашка была обычного ковбойского покроя. Шляпа знавала лучшие времена, поля ее для жесткости были прошиты сыромятным ремнем. Брюки ничем не отличались от брюк других ковбоев, поверх которых он носил коричневые кожаные штаны, сплошь испещренные белыми полосами от шипов кактусов. На шее был повязан простой платок, и только сапоги отличались дорогой выделкой да длинные сверкающие шпоры — изяществом и красотой. Однако, несмотря на все это, — Джинго всегда выглядел будто одетым с иголочки. Словно он скакал так быстро, что пыль не успевала на него оседать.

Вот таким был Джинго, когда он въехал в Тауэр-Крик. Глядя на него, пожилые мужчины замедляли шаг и слегка улыбались. Те, что помоложе, хмурились и продолжали путь с задумчивыми лицами. Матери смотрели на него с подозрением, но у их дочерей подпрыгивали сердца. Потому что любая девушка, когда видит мужчину с достаточно сильными руками, чтобы ее поймать, готова броситься ему на шею.

В Тауэр-Крик был знаменательный день. Праздновали двадцатую годовщину чего-то, и городок гордился тем, что ему двадцать лет, а он цел и невредим. Повсюду висели флаги. Натянутые поперек улицы транспаранты колыхались на ветру. Вечером ожидались грандиозные танцы, на которые люди съехались отовсюду, аж с Голубых гор, которые, если смотреть на них с севера и запада, оправдывали название тем, что соперничали белизной снегов с облаками в небе.

Но в этот конкретный момент самым интересным событием в Тауэр-Крик была игра в покер, происходившая в задней комнате салуна Джо Слейда. А в ней наиболее важным то, что за столом с картами в руках сидел Уолли Рэнкин — игрок и убийца. Самая большая куча денег возвышалась перед ним, когда Джинго, повинуясь безошибочному инстинкту, который был у него не хуже, чем у почтового голубя, вступил в игру, настроенный воинственно, но с улыбкой на губах.

Ставки делались без всяких ограничений. В первые десять минут Джинго выиграл пятьсот долларов, но через полчаса уже сидел в одних носках, потому что поставил на кон свои замечательные сапоги с красивыми шпорами. Уолли Рэнкин слегка улыбался, что позволял себе нечасто. Просто больше всего на свете он любил обводить вокруг пальца самоуверенных юнцов. Уолли считал, что таким образом морально воздействует на этот мир, потому что был тем самым рифом, на котором, согласно мудрым высказываниям стариков, терпит крушение глупая и неопытная молодежь. Рэнкин за свою жизнь погубил немало молодых людей и только радовался этому, главным образом потому, что всегда забирал мало-мальски ценные трофеи с тонущего корабля.

Он был суровым человеком. Казался суровым, но был еще суровее, чем казался. Шесть футов костей, мяса, выдубленной солнцем и ветром кожи. У него были такие большие руки, что кольт в его ладони выглядел детским игрушечным пистолетиком, этой же ладонью он с легкостью разворачивал веером половину карточной колоды, не пользуясь при этом большим пальцем.