Медвежий Коготь ростом был шести футов, гибкий, худой, стройный и было в нем что-то орлиное. На его бронзовом, бесстрастном лице были следы красок. Вокруг шеи висело ожерелье из медвежьих когтей, откуда и произошло его прозвище. В закрученный клок волос на макушке он воткнул перья из хвоста какой-то птицы. На руках его блестели стальные браслеты. Он был весь обнажен, и только бедра были обмотаны куском материи, украшенной бусами.
— Мне! — хрипло пробормотал он, протягивая руку к трубе Пилчэка, не отрывая глаз от того, что привлекало его внимание. Обеими руками поднес он трубу к глазам.
— У-у! — тотчас воскликнул он.
В этот момент напряженное возбуждение наблюдающих достигло высшего предела. Пилчэк сдержал нетерпеливою Старуэлла. Том почувствовал, как холодная дрожь пробежала по его телу, а затем, когда индеец проговорил: «Команчи!» — его бросило в жар. Он подумал о Милли Фэйр.
Медвежий Коготь крепко держал трубу и, отодвинувшись от стекла, указал Пилчэку, на какое место стать. Он старался не сдвинуть трубы, чтобы было видно как раз то, что привлекло его внимание.
Пилчэк впился глазами в трубу, которая слегка дрожала, а затем постепенно замерла неподвижно в его руке. Наблюдавшим это, очевидно, казалось вечностью. Наконец, он сказал:
— Клянусь, он прав. Я различаю… Индейцы там, среди тростников… Старуэлл, посмотрите… Направьте сюда, на этот ближайший обломок скалы; он на одной линии с тем высоким красноватым утесом; ищите у самой подошвы его.
Теперь и остальные взялись за подзорные трубы, и многим охотникам удалось заметить команчей раньше, чем они скрылись.
Тут же устроили совещание. Расстояние равнялось приблизительно десяти милям, и казалось невероятным, что индеец мог различить что-то, что заставило его взять трубу и проверить поразительную остроту своего зрения. Разведчик-мексиканец знал топографию этой дикой скалистой местности и обещал к раннему утру следующего дня провести отряд Пилчэка близко к тому месту, где находились команчи. После этого охотники спустились с вершины и вернулись в лагерь. Пилчэк взял с собою разведчиков отыскать хорошо скрытое место среди тростников, где можно было бы оставить повозки и лошадей под небольшой охраной. Такое место они очень удачно нашли в нескольких милях по направлению к стоянке индейцев.
В предрассветных сумерках сорок человек выехало из лагеря, следуя за мексиканцем и Пилчэком. Все молчали. Топот лошадей звучал глухо, и был неслышен даже на небольшом расстоянии. Ехали они то шагом, то рысью, в зависимости от свойства почвы. Спешившись среди густых кустарников, где можно было привязать лошадей, Пилчэк оставил двух человек на страже, а остальных повел пешком следом за мексиканцем.
Не прошли они и четверти мили, как мексиканец шепнул что-то и опустился на колени и на руки. Пилчэк и остальные, по двое, по трое в ряд, следовали вплотную за ним. То, что мексиканец полз очень медленно и не производил абсолютно никакого шума, заставило и остальных продвигаться неслышно. Нервы у всех напряглись. Никогда Том Доон не испытывал такого напряжения. Прямо перед ним расстилалась неведомая земля, которую ни он, ни его белые товарищи никогда не видели, и она, неизвестно где, таила в себе опасность, с которой придется встретиться лицом к лицу.
Том, считая, что слишком шуршит травой и скребет твердую землю, старался напрягать и зрение, и мускулы, чтобы ползти неслышно. Он весь был погружен в это, как вдруг Пилчэк шепнул: «Тсс!.. » — и все остановились.
Том с изумлением увидел перед собой пологий спуск в какой-то овраг протяжением в несколько акров, заросший травой. Посередине оврага протекал ручей, и его тихое журчание было единственным звуком, нарушавшим тишину утра. Сотни индейских малорослых лошадей паслись, стояли или лежали на этом своеобразном лугу. Ни одного индейца не было видно. Но так как свет был еще серый и тусклый, то никакой уверенности в этом не могло быть. Пилчэк приподнялся, выглянул из-за скалы и осмотрел расположение лагеря, узкие тропинки среди тростников и подступы к спуску со своей стороны. Затем он снова опустился на землю и обратился к своему отряду, который полз за ним.
— Если мы останемся здесь, наверху, то будем в наилучшем положении для боя, — внушительно прошептал он. — Старуэлл, возьмите человек десять и отползите немного назад, затем поверните вниз к тому месту, куда выходит этот тростник. Харкэуэй, возьмите тоже десять человек и спуститесь тем же путем. Идите медленно. Без всякого шума. Не вставайте. Тогда нам видны будут позиции друг друга, и мы сможем наблюдать за всей местностью, кроме отдаленной части этого тростника. Это большой лагерь — здесь человек двести индейцев, а, может быть, и больше, если они с семьями. А я думаю, что это так. Индейцы при таких условиях сражаются ожесточеннее. Нам предстоит адский бой. Но старайтесь щадить женщин и детей. Вот и все.
Читать дальше