Элмер Келтон - Длинный путь, трудный путь

Он поднялся на крышу фургона и насчитал около двадцати индейцев, неподвижно лежащих на земле. Можно было сказать, что на данный момент Боуден разбит. Но сердце лейтенанта сжалось в комок, когда он признался себе, что индейцы не разбиты навсегда. И он понимал, что они никогда не будут разбиты окончательно.

Оверстрит спустился с фургона, чтобы подсчитать потери в своем лагере. Обнаружилось, что два человека погибли — один из северян и солдат из его отряда. Трое было нетяжело ранены. Двух мулов задело пулями, и еще трое были в настолько плохом состоянии, что пришлось отдать приказ пристрелить их. Множество мулов и лошадей получили небольшие порезы и царапины от стрел.

Оверстрит обессиленно опустился на землю, наблюдая, как Линда Шафтер ловкими и бережными движениями перевязывает раны трем солдатам. В ее лице не было ни кровинки. Он отвел взгляд, проклиная себя за то, что взял девушку с собой.

Рядом с ним опустился на колени капрал Уиллер.

— По-моему, двигаться вперед нет смысла лейтенант. Они снова собираются вокруг нас. Едва мы тронемся в путь, как они набросятся на нас, словно стая кошек на хромую мышь.

Оверстрит обвел взглядом изрытую копытами землю, забрызганные кровью камни, и сердце сжималось у него в груди, а сжатые кулаки в бессильном гневе стучали по коленям. Трезвое понимание безнадежности их положения нарастало среди людей, пока наконец лейтенант не стал видеть его в глазах каждого человека. Со страхом глядели они друг на друга, на своих офицеров, на серые горы, которые, казалось, уставились на них сверху вниз со злорадной ухмылкой.

В этот момент Оверстрит заметил движение среди животных. Он поднялся и увидел, что Чейни Хатчет и его дружок Корбелл вскочили на коней. У них в руках были ружья.

— Вы сошли с ума? — крикнул Оверстрит. — Слезайте с лошадей, пока кто-нибудь из команчей не всадил в вас стрелу!

— Не будь кретином, Оверстрит! — выпалил в ответ Хатчет. — Боудену не нужно ничего, кроме этих фургонов. Отдай их ему, и он всех нас оставит в покое. Он сам сказал мне это, когда мы сидели под замком на ранчо Шафтера.

— Слезайте с лошадей, — с расстановкой повторил лейтенант.

— Черт возьми, послушай, Оверстрит! Индейцы будут на нашей стороне, они будут воевать ради нас против янки. Подумай о том, какая это будет победа. А если мы пойдем с ними, мы разбогатеем. Золото и серебро только и ждут того, чтобы мы набили ими свои карманы!

Мрачная улыбка появилась на лице лейтенанта.

— Золото и серебро! Это единственное, к чему ты проявляешь интерес с тех пор, как мы вышли из Сан-Антонио, Хатчет. Тебе нет никакого дела ни до Техаса, ни до Конфедерации.

— Ты прав, Оверстрит, — лицо Хатчета скривилось. — Я не слышал, как играет оркестр и как дурак Сибли толкует о победе. Я слышал лишь звон золота в моих карманах. Там, где идет война, идет и грабеж, и я хочу получить свое. Если бы не ты, Оверстрит, я получил бы его! — Жадно сверкнув глазами, он закончил: — Я иду с Боуденом.

Вокруг собрались все солдаты, глядя на Хатчета и Корбелла, поднявших свои карабины.

— Бросьте оружие! — рявкнул Хатчет. — Предупреждаю, что убью любого, кто не бросит.

Послышалось поспешное лязганье стали о камни.

— Мы уходим отсюда, чтобы встать на сторону победителей, — сказал он, выпрямившись в седле. — Золота хватит на всех. Кто идет с нами?

Единственным ответом ему были проклятия на испанском, которые изрыгал Васкес, гневно глядя на дезертиров.

— Как насчет вас, янки? — спросил Корбелл. — Цвет ваших штанов не имеет здесь значения.

Один из северян вышел вперед. Корбелл махнул ему, чтобы тот взял лошадь и оружие. Пэйс закричал, приказывая вернуться, но солдат в голубой шинели не остановился.

Хатчет снова перевел на лейтенанта полный ненависти взгляд.

— Осталось одно маленькое дельце, прежде чем мы уйдем отсюда. Мой давний должок тебе, Оверстрит. Однажды я промахнулся…

Он поднял ружье. Дыхание Оверстрита остановилось, и он застыл, не в силах двинуться с места. Глаза сами собой закрылись, страх сжал горло.

В следующую секунду у него в ушах прозвучал грохот выстрела, но удара пули он не почувствовал. Лейтенант открыл глаза и увидел, как Хатчет согнулся пополам, а затем вывалился из седла, свесившись вниз головой — ноги его застряли в стременах. Испуганная лошадь перепрыгнула дышло и в панике кинулась прочь, волоча всадника по камням. Но Хатчет уже не почувствовал этого, потому что был мертв, еще не коснувшись земли.