Владимир Романовский - Леротикь

Джейсон позвонил на следующее утро.

– Нашла?

– Нет, – сказала Зиния. – Не знаю, где он. Часа два искала. Сожалею.

– Это очень нехорошо, Зиния. Поищи еще. Пожалуйста. Я сегодня вечером опять приду.

– Нет, ты не придешь. А пистолета нет. Понял? Нет.

– Это глупо. Ты врешь.

– Пожалуйста никогда мне больше не звони, Джейсон.

Дверь спальни заперта, занавески задернуты. Зиния сняла со столика фотографию Юджина в пластмассовой прозрачной рамке и долго на нее смотрела.

Запершись в ванной в доме родителей, Дебби присела на край, собралась с мыслями и сказала в сотовый телефон —

– Можешь говорить. Никто не слушает, кроме меня.

– Слушает, не сомневайся, – сказал голос ее брата. Затем брат рассмеялся. – Возможно даже записывает. Есть у украденных мобильников одно преимущество – сволочам нужно какое-то время, чтобы вычислить местонахождение говорящего. У меня есть минуты две, Деб.

– Ты о чем? Ави, что случилось?

– Догадайся.

– Ави!

– Я поклонился лесному богу.

– Ты … сбежал.

– Ага. Слушай, я не собираюсь отбывать срок за Франка Гоби. Наглость какая. Я даже удивился. От синьора Гоби все отскакивает, а скоты федералы должны ж заграбастать кого-то, просто чтобы показать, какой у них большой хуй – вот меня и заграбастали. Это как, справедливо, по-твоему? Ты мне скажи, Деб – справедливо?

Дебби никогда не становилась ни на чью сторону в баталиях Ави, в которых, если его послушать, он всегда невинный проходящий мимо, пострадавший ни за что, а все остальные – попустительствующие вероломные подонки. Она и в этот раз не захотела становиться ни на чью сторону.

– Где ты сейчас?

– Ого. Не спрашивай глупости, сестренка, я не могу такое сказать по телефону. У меня тут дело есть, в этих краях. Ну, в общем – как ты?

– Все нормально.

– Ты все еще спишь с Джулианом?

– Ави!

– Ладно, ладно. Вроде бы я обещал не быть вульгарным. Видишь? Я помню. В общем так, сестренка – я не смогу с тобой связаться целый месяц. Мне нужно сориентироваться на местности.

– Что будет, если тебя поймают?

– На этот раз меня просто застрелят, я думаю. Или обратно в тюрьму. Но, по правде сказать, я не думаю, что меня поймают.

– Ави, как ты мог! Как ты мог!

– Мог – чего? В смысле – как я мог сказать им всем до свидания? Эй, сестренка – либо я бежал, либо я резал себе вены. Ты не представляешь себе, как в тюрьме скучно. Пятнадцать лет тюрьмы сделали бы из меня чудовище. Слушай, я позвонил просто, чтобы услышать твой голос и спросить тебя по поводу Джулиана. Джулиан – хороший парень, понимаешь? Ты за него держись, сестренка. Он того стоит.

– Ави…

– Да, самое главное. Маме ничего не говори, и папе тоже, естественно. Никому ничего не говори. Увидимся где-то через месяц. Хорошо?

– Ави, ты меня пугаешь.

– Прости. Я люблю тебя, Деб.

– А я тебя, Ави.

Связь отключилась. Расстроенная и напуганная, Дебби открыла кран и сполоснула лицо холодной водой. Не помогло. Тогда она решила, что займется своим педикюром – это хорошо отвлекает.

Пожелав своим родителям спокойной ночи, Дебби Финкелстайн ушла к себе, в свою старую комнату, в которой она провела большую часть своего детства. Теперь ей двадцать два года, и никаких сентиментальных чувств по поводу обстановки она не испытывала. В детстве она эту комнату ненавидела. И ненавидела ее сейчас.

Посмотрела на старые часы с двумя большими мышиными ушами и глупыми улыбающимися губами поперек циферблата. Если им верить, Дебби должна была прождать еще двадцать минут.

Все в этой комнате – уродливо и неудобно. Кровать – слишком маленькая, скрипящая. Книжная полка с облезлой краской, развалюха страшная. Кресло слишком спартанское, чтобы в нем можно было удобно сидеть, расслабившись. Ни телевизора, ни видеоплейера, никаких игр. В стенном шкафу никогда ничего толком не помещалась – на гномов он рассчитан, что ли. Зимой в комнате слишком холодно, а летом жарко и влажно.

Дебби быстро стянула с себя платье, которое надевала всегда, когда навещала родителей. Если чуть согнуть колени, то край платья доставал до земли. Сняла сникеры и блузу. Открыла рюкзак, достала свою любимую юбку хаки, белый свитер, кожаную куртку. Сев на кровать (кровать заскрипела, и Дебби чуть не замычала от ненависти) она надела очень удобные, нежные и несказанно элегантные итальянские туфли, купленные месяц назад. На те деньги, что она за них заплатила, мать ее могла бы содержать всю семью целых три месяца. Мать была ужасно экономная.