Михаил Русанов - Осколки

Повертев в руках второй конверт, Говард наконец пришел к определенному решению. Он тут же вызвал секретаршу.

– Отправь немедленно в Саутенд-он-Си, новому управляющему отделом внешних операций.

Он протянул ей запечатанный конверт.

– Вызови ко мне на завтра к одиннадцати часам Роберта Дейна. – Добавил он, когда секретарша была уже в дверях…

* * *

Из полудремы миссис Дортфал вывел звонок в дверь. Она поднялась с кресла, оправила юбку и направилась к дверям.

– Энтони? Почему так рано? – Вырвалось у нее непроизвольно. – Надеюсь, мисс Алиса не выгнала вас из дому?

– Ну что вы, конечно, нет.

Антон вошел в дом, снял пиджак и протянул его хозяйке.

– Тогда в чем дело? – Не унималась Моли. – Мне ужасно интересно все, что происходит у вас с мисс Алисой.

– Это уже слишком! – Воскликнул Антон. – Однако, так и быть, я скажу вам. Я сделал предложение Алисе.

– Я так и знала!

– От вас ничего нельзя скрыть.

– Что она вам ответила?

– Я вам скажу, но только после чашки горячего чая.

– О, простите, я сию минуту. – И миссис Дортфал умчалась на кухню.

Когда стол был накрыт и Антон принялся за ужин, она вновь задала вопрос.

– У вас превосходно получаются пироги. – Антон вытер салфеткой рот.

– Ах вы, хитрец! А ну, отвечайте, иначе больше не получите.

– Это выше моих сил! Алиса ответила согласием.

Миссис Дортфал сложила руки на коленях, сцепила пальцы и вздохнула.

– Я рада за вас. – На ее глазах навернулись слезы. Она достала платок. – Но это еще ничего не значит. Последнее слово будет за ее дядей.

– Тут вы правы, – согласился Антон.

Он задумался. Видя это, миссис Дортфал спохватилась.

– Вам же письмо пришло! Ах, я старая размазня! Совсем забыла. Оно из России. Хотя на нем стоит штемпель лондонского почтамта.

– Где вы его оставили? – Волнение охватило Антона.

Моли в изумлении уставилась на него.

– Там же, где и всегда, на комоде.

Антон бросился из столовой. Моли поспешила за ним. Когда она появилась из прихожей, Антон уже читал письмо. Она заметила, как вытянулось его лицо, скулы напряглись. Затем он побледнел, скомкал письмо и выбежал из дома.

С 1914 года по 1922 из России за границу ушло примерно около двух третей (2/3) золотого запаса страны. Это были деньги не только государственные, то есть царской казны, но и личные состояния многих и многих, вынужденных бежать от зарождения НОВОГО, непонятного им, и оттого внушающего страх за свое настоящее и будущее.

За короткий промежуток времени, длиною в каких-то пять лет, Россию покинуло более полутора миллионов ее бывших граждан…

За каждой единицей чья-то судьба. Здесь и откровенные враги Советской власти, и купеческий люд и проворовавшиеся чинуши, и военные, дворянство и интеллигенция. Эта огромная людская волна прокатилась по всему миру, в каждой точке его оставляя частицу себя. Мадрид, Париж, Лиссабон, Марсель, Нью-Йорк, Лондон, Прага, Берлин, Будапешт, Стамбул, Харбин… их множество, великих и малых городов мира, принявших в лоно свое осколки некогда великой державы, способной противостоять всем, кроме самой себя.

Русская речь, русская культура, русское православие стали пускать корни на чужих землях. Европа, ошарашенная таким наплывом, со страхом и уважением глядела на бесшабашные гулянки русских в ресторанах, на смелые идеи русских предпринимателей, на бесконечно великий потенциал ума русских ученых. Не все, конечно, было так красиво и благородно. Но в целом Европа и весь остальной мир получили гигантский толчок во всех областях: в науке, в производстве, культуре. Невозможно представить себе, чего лишилась новая Россия. Но сожаления об этом меркнут рядом с потенциальными возможностями русского народа. Какая бы власть не правила в стране, поразительна и удивительна способность народа в самом себе изыскивать таланты и дарования, заполняющие пустующие ниши в духовном, культурном и научном развитии…

* * *

Англия, Франция, 1921 год.

Роберт Дейн, англичанин до мозга костей, представитель кругов высшего общества, имевший за спиной три поколения оксфордских выпускников, очень хорошо сумел оценить деловую хватку Антона Раженского. И мнение о русских у него складывалось исходя именно из этого. Каково же было его разочарование, когда он приехал в Париж. За всей этой бравадой он увидел ту сторону жизни русской эмиграции, о которой не принято было говорить широко. Спившиеся полковники, обнаглевшие и хамоватые поручики, великосветские красавицы, потратившие все свои средства и вынужденные зарабатывать себе на жизнь, работая прачками, а иногда и того хуже – продавая себя… Но мнение о Раженском от этого только выигрывало. У любой медали две стороны, трезво рассуждал Роберт, когда видел неподобающее поведение какого-нибудь подвыпившего русского.