Михаил Русанов - Солнце в стакане

– Они будут ждать нас через час.

– А Пряжкин говорит, – усмехнулся Валера, – что это меня трудно остановить! Раз будут ждать, приедем. Столик накроют? Отлично… Хочешь, я открою тебе секрет?

– Не люблю секреты, – Сазаров выпил.

– Я никогда не мечтал иметь свой магазин, – начал Валерка, не обращая внимания на слова друга. – Наверное, во мне умер неплохой кинокритик, как думаешь, а?

– Ничего не думаю. – Сазаров уставился в черный проем окна. – Надо было с ними уехать.

– Представь, я хотел учиться в музыкальной школе. Родители думали иначе. Может, они и правы, у меня нет слуха. Я до сих пор хочу научиться играть на саксофоне. Смешно?

Сазаров посмотрел на него с удивлением.

– Ты напился. Саксофон тебе не подойдет. Купи ударную установку и барабань на здоровье без умолку днями напролет. Пока какой-нибудь спившийся сосед не пристрелит тебя.

– Ты цинично превратил все в хохму.

– Выпей, – посоветовал Сазаров.

Через полчаса он вызвал такси и отвез Валерку в «Старый дом». Сославшись на головную боль, он отказался от предложения Пряжкина провести ночь в ресторане.

Мороз щипал щеки, хмель таял, и некуда было спешить. Ночной город успокаивал. По центральной дороге проносились редкие машины. В ночных магазинах толпились люди – мороз заставлял искать теплые убежища. Свернув с центральной в глубь микрорайонов, Сазаров оказался в полутемных дворах, из которых не видно ночного неба – фонари светили бледным неоновым светом. Выйдя на площадь, где возвышалось серое здание ДК, он остановился возле небольшого магазинчика. От ДК к магазину и обратно тянулись небольшие толпы молодых людей. Покупалось пиво, чипсы и сигареты. На втором этаже ДК глухо звучала музыка. Возле магазина стояли две милицейские машины. Стражи порядка, затянутые в форменные бушлаты, курили и снисходительно смотрели на разухабистую молодежь, которой после выпивки и мороз нипочем. Купив большую плитку шоколада и сигареты, Сазаров направился в ДК.

Глупая идея, думал он, вряд ли сейчас выяснится что-то определенное.

– Танцы? – Переспросила строгая вахтерша, не переставая проверять билеты молодых людей, спешащих поскорее оказаться на втором этаже. – Сегодня у нас все танцуют.

Сазаров объяснил, что он имел ввиду.

– Ну-у, – протянула вахтерша, подозрительно взглянув на него поверх очков. – Не знаю, как вам помочь…

Сазаров назвал имя.

– Она наверное из тех будет, кто платит за частные занятия. Знаете, некоторые оплачивают время и занимаются сами по себе. Если подождете, я попробую что-нибудь узнать.

Сазаров согласился.

– Как ее зовут? Вика? – Переспросила она минут через пять, пролистав замусоленный журнал посещений. – Здесь записана только одна Вика. Вот, записывайте телефон. Может, это и не она, сами разберетесь.

Сазаров достал плитку шоколада. Вахтерша улыбнулась.

– Все вы, мужчины, одинаковы…

Рамки морали, жёсткие, и, казалось, незыблемые, всё же не могут устоять перед человеческой природой.

HOMO MARGINALUS.

Пустые, никчёмные размышления!

FELIS (кошка обыкновенная)

Пряжкин уверенно вел машину. За окном – неровной стеной чахлые сосны в снегу. Свинец неба давит природу невыносимой тяжестью, в которой тонкой нотой звенит рассеянный свет мутного солнца. Сазаров вдавился в спинку сиденья. Хотелось спать.

В Юшкове остановились на полчаса. Позавтракали в кафе. Посмотрели утренние новости. Платил Пряжкин. Выпив чашку безвкусного кофе и съев бутерброд с ветчиной, Сазаров прогулялся вдоль рыбного рынка.

Торговые палатки раскинулись недалеко от автостоянки. Укутанные в ватные фуфайки тетки беззастенчиво лгали о достоинствах той или иной рыбины, свесившей мокрый скользкий хвост с грязного стола.

На автозаправке Пряжкин залил полный бак. До Санкт-Петербурга предстояло еще два часа пути. Два часа разговоров Пряжкина ни о чем.

Усевшись рядом с ним, нетерпеливо барабанившим пальцами по рулю, Сазаров включил радио. Чувство досады не уходило. Прошла неделя, а он еще чувствует себя идиотом. Семь цифр, написанных билетершей ДК на клочке бумаги, и ночь превратилась в кошмар. Он звонил Вике через каждый час. Никто не отвечал. Утром с досады выпил. Не помогло.

Она провела в его квартире всего одну ночь. Слишком рано делать выводы. Утром – пустая квартира, холодный чай. Ни записки, ни адреса. Одни ощущения – бархат ее кожи, блестящие глаза. Бледный, невыразительный голос. Исчезающее куда-то чувство одиночества – отступающая тьма от огонька дешевой зажигалки. Растворение реальности в мелкой луже псевдочувств, на миг вспыхнувших наглостью дорасти до истины. Желание веры. Но что-то держит.