Сергей Лысенко - О чем шелестит девочка на море

– Тебе нравится Айвазовский? – зачем-то сказала Феодосия.

Коктебель, запинаясь от волнения, начал объяснять, почему он равнодушен к интерьерной живописи, и Феодосия наконец поняла, что она неравнодушна к этому Йети.

– Тут так тихо, – сказала Феодосия, когда Коктебель замолчал.

– И безлюдно.

– Не считая нас.

«Интересно, – думала Феодосия, – я ему нравлюсь? Наверное, нет… Ну и не надо! Пусть валит к своим гориллам… Тоже мне, нашелся… Но тогда почему он на меня так смотрит? Неужели понравилась?»

Они улыбнулись и потянулись друг к другу, но вдруг где-то рядом просвистела торпеда.

– Что это? – испугалась Феодосия.

Коктебель пожал плечами. Он не испугался. Феодосия прижалась к нему. Её грудь чуть не пробила Коктебелю сердце.

– Какой странный свист, – прошептала Феодосия. – Это Карадагский змей?

Коктебель пожал плечами.

– Это я, – сказал человек сверху. Он шел с полуострова, где размещался торпедный завод.

– Меня зовут Орджоникидзе, – сказал Орджоникидзе. – Смотрите!

Он вытащил из ножен новенькую торпеду, раскрутил её над головой и зашвырнул далеко в море. Через миг на поверхность всплыл поверженный враг.

– Не хотел бы я быть твоим врагом, – сказал Коктебель.

– И я, – сказала Феодосия.

– Так давайте станем друзьями! – предложил Орджоникидзе. – Я научу вас делать торпеды и запускать их.

Феодосия с Коктебелем побоялись отказаться.

***

Торпеды Орджоникидзе знали море, как свои пять пальцев. Они знали каждый кустик водорослей и деревцо парусов. В то время как враги шуровали по объездной, читая комиксы указателей, торпеды Орджоникидзе топтали подводные тропы и проселочные дороги.

Они видели самые темные чащи на свете, в которых водились рыбы-разбойники. Они соображали на троих с акулами и фехтовали с меч-рыбами. Загоняли подлодки в трясину и щекотали пятки кораблей. Если ночь доливала заварку в воду, торпеды заплывали передохнуть в лесничие домики. Утром они возвращались на прежнюю траекторию.

До войны торпеды Орджоникидзе просто гуляли под водой. Они никого не топили первыми. Жители многоэтажки моря приглашали их в гости. Торпеды никогда не отказывались, они уважали каждую медузу и горгону. На крыше штормило от глубоководных песен и плясок.

А потом появился враг ктулховских размеров, он принес полные ведра войны и вылил в Черное море. «Крым – фаллос этого мира, – сказали с немецким акцентом. – Здесь начало советской авиации и советского шампанского. Поэтому гору Клементьева не бомбить. Карадагского змея не будить. Бить только по яйцам». Услышав это, Орджоникидзе стал работать в три погибели. Новенькие торпеды посыпались под воду и объединились в партизанские отряды. Они стали убивать по-настоящему – за Родину, Феодосию и Коктебель.

Когда война закончилась, Орджоникидзе продолжил работу. Он готовил торпеды каждый день, их аромат отпугивал возможных врагов. В тех местах был самый чистый горизонт, вода и воздух. Туда не пускали даже отдыхающих, чтобы они не видели секретного завода. Орджоникидзе и его торпеды жили долго и счастливо. Их секрет раскрыли только через полвека.

***

Она хотела летать как птица, однако в то время дул такой сильный ветер, что птицы сидели на своих каменных аэродромах. На днях она договорилась слететь с горы Клементьева на дельтаплане, но утром ей позвонили из Коктебеля и сказали, что погода нелетная.

– Ничего себе – нелетная! – возмущалась она, щурясь от ветра на террасе. – Какая же погода им нужна?

Уже который день ей нездоровилось. Она носила термометр под мышкой, вытаскивала, смотрела, недовольно кривилась – и перемеряла. Температура постоянно была высокой. Это никого не устраивало.

– Какие полеты? – говорили ей. – Лучше выпей чая с лимоном.

– Выпью, – злилась она. – А потом наконец полетаю.

Она лечилась, чистила нос и полоскала рот морской водой. Были и таблетки. На ночь она закутывалась в дюжину одеял, но никак не могла пропотеть.

– Дует вовсю, – говорили ей.

– Я должна полетать. Это как перезагрузка. Вы не понимаете…

Её и правда не понимали. Она подходила к поручням и расставляла руки, пуская холодный ветер в душу. Открывала маленький ротик и щебетала.

– Что это? – На её загорелой коже появились странные пятнышки.

– Аллергия, – отвечала она, – от каких-то таблеток…

Температура повышалась.

– У меня птичья температура, – говорила она, – недолго осталось.

Погода не менялась.