Павел Давыденко - Матриархия (СИ)

- Ее там нет, - сказал Юрец. - Бессмыслица какая-то. И мне не нравится, когда мы долго стоим на одном месте. - Он передернул плечами.

- Вы как хотите, а я должен найти свою дочку.

Рифат обошел заграждение из мертвецов сбоку, прижимаясь к поржавевшему гаражу. Я заметил амбарный замок - серый, с хромированной дужкой.

Мы вышли из машины. Сирена не стихала и все плакала, подвывая.

Оля взглянула на меня, и в углах губ появились трогательные складочки.

- Идиотизм, - пробормотал Юрец. - Мы что, правда пойдем ТУДА?

Рифат наступил на синюшную ладонь, прямо вдавил пальцы в асфальт. Еще одна иголочка реализма кольнула грудь. Выбеленные, скрюченные пальцы, а кисть напоминает сплющенную каракатицу.

Послышался свист. Он нарастал, нарастал - с похожим ревом взлетают реактивные самолеты, следом задрожала земля, ощутимо так затряслась.

Многоэтажка чуть вспухла. А после очень-очень долго разлеталась. Я видел, как рассоединяются светлые кирпичики, видел оранжевое пламя между щелей, бетонную крошку - как мелкая бежевая пудра. Она сразу исчезла, растворилась в ярком, как расплавленная сталь, зареве.

Горячий воздух лижет кожу на руках и ногах. Земля уплывает куда-то, и я лечу, а сам вижу скелет многоэтажки, подсвеченный изнутри. Перед глазами мелькают шероховатые кадры старой съемки: ширится и растет газовый «гриб», на ядерном полигоне.

Затылок печет кипяток. Сначала больно, а потом кожа привыкает, как к горячей ванне. Удар в спину, или это я наткнулся на что-то твердое - гараж, или может, наша тачка.

Мелькнуло взорвавшееся здание, но уже в карандашном варианте, и передо мной возникло лицо той женщины, «Дурунен».

А после мир захлестнула чащоба грифельных завитков.

Айзек не любил просыпаться. Утром организм будто собран из чужих, просроченных органов, и работают они в полной рассогласованности. Отсюда и боль в мышцах и ломота в костях, отсюда мутное сознание, сушняк и тремор.

В стену кто-то стучит, ритмично. Стало быть, Толик или может Фаза, долбит с утра пораньше одну из шлюшек.

Айзек искренне завидовал совам. Сам он даже после дичайших вечеринок-оргий просыпался самое позднее в девять, без шансов снова отключиться. Это если не использовать вспомогательные средства.

Ну да чего уж тут. Только перестали бы они уже трахаться! А то и так в голове стучит кровь... А может, это только в голове?

Будто услышав мысли Айзека, стуки и оханья за стенкой прекратились. Он ухмыльнулся и откинул с себя диванное покрывало, с ковром окурков, надорванных квадратиков фольги и салфеток. Пятна, пятна. Вазелином воняет.

Нужно найти себе стакан воды.

Услышал стон. В угол забита девка. Черные волосы, с двумя высветленными прядями впереди. «Маша», всплыло имя.

Чехол от гитары. На столике - «тарелка» Фазы, и в ней остатки торта. Он, как протрезвеет, с ума сойдет.

Под ногами хрустят осколки и песок. Пылесосить ковер уже нет смысла, все равно народ шляется в обуви. Надо его выбросить, но вроде как жалко, все-таки семейная реликвия...

От грохота Айзек вздрогнул. Схватился за стенку, в глазах потемнело... все черно-зеленое, и вот развеивается, рассеивается. И уже видно рисунок обоев, трещину.

Заорал кто-то в комнате. Звон, грохот. Эдак они впридачу к посуде и всю мебель разобьют. Айзек всегда был радушным хозяином, особенно после удачных концертов. Но наутро, когда все дрыхли, а он сидел в компании кофе, не в силах сомкнуть глаз - к нему лучше не подходить.

Пошел по коридору и наткнулся на Толика. Басист, достаточно клевый. Бегает со своим «Фендером», как с писанной торбой. Как-то раз вмазал кулаком одной курве, когда та без спросу примерила гитарку.

- Унитаз забит, - сообщил Толик. - Хз, чо с ним. Бумаги набросали, или еще какой хрени. Кароче, дерьмо не уходит.

- И ты отлил прямо туда? - осклабился Айзек. - Смешал коктейль?

- Нет, г-хы. Я человек культурный. Вижу - забито. Пошел и в раковину поссал. А чего, там-то все смывается. Губка валялась, я ей раковину протер.

- Толик, - мир для Айзека тут же стал четче, - губка для ПОСУДЫ и...

Опять крики.

- Да чо они там творят?! - Айзек рванул к двери и дернул ручку на себя. - Сука, всем стоять на месте, это облава! Вы имеете право... хранить молчание, - Айзек договорил уже обычным голосом, без надрывной хрипоты, на которую так клюют телочки. Некоторые говорят, что у него голос как у Кобейна. Сам Айзек знал, что до Курта ему как до Луны.

Фаза глядел в потолок. Вокруг него - шесть телок. Айзек не помнил подробностей съема даже одной из них. Вообще, наверное, их скопом привезли из клуба, где выступали накануне. Рыжая с косичками. Шлюховатая пергидрольная чика с утиным ротиком. Малолетка с косой челкой. И другие, похожие на первых. Дублированные.