Павел Давыденко - Матриархия (СИ)

К выезду из города надо добираться какими-то другими путями. Да, на мотоцикле или там, на велике можно проехать. Но на легковушке - нет. Идти пешком, что ли?

- Разворачивайся тогда и вбок, вон туда. Что за улица? - Рифат нервно оглядывался. Твари вроде отстали.

- Пофиг на улицу! - закричал я. - Давай вон туда!

Взвизгнули тормоза. Мы пролетели мимо сквера, чуть не протаранили решетчатое заграждение, пронеслись через чахлую аллейку, вдоль работающего фонтана.

Я здесь никогда не бывал, да и вряд ли бы узнал местность, будто другое измерение.

Брызги искрятся, танцуют блики на воде. Мелькнула радуга.

В зеркалах нет озлобленных рож, может ОНИ уже нашли какую-то более доступную жертву. А может мы все-таки оторвались. Оля прижимается, и ее дыхание щекочет щеку. Подо мной неприятная сырость: от трусов промокло сидение.

«Шанс» вильнул из стороны в сторону, Олю бросило вбок. Она поглядела на меня, состроив рожицу, и я выдавил улыбку.

И впрямь - не до смеху. Не можем ведь мы в самом деле, вот так колесить по городу сутками напролет, надо где-то найти убежище.

Где-то найти.

Но пока мы лишь с ревом распугивали голубей. Парк закончился, пошли высотки.

- Теперь налево! Здесь прямо развернись! - скомандовал Рифат.

- Так ведь двойная сплошная!

- Ты идиот?

Зад занесло, в салон просочился синеватый дым. Запахло бензином. Я машинально полез рукой к карману, проверить блокнот. Щупал, щупал - нету.

После дошло, что трогаю не свое бедро, а Олино.

- Извини, я случайно.

- А я уж думала, ты затеял предварительные ласки, - сказала Оля.

Теперь я обшаривал собственные шорты, но блокнота не находил. Куда же я его дел? Может он в сумке, у Рифата?

- Ф-фух, вроде оторвались. Рифат, ты не стреляй так больше, на ходу. Там, во-первых, бензобак открыт.

- Заворачивай сюда. Это у нас что... Кржижановская, значит еще чуток туда, - Рифат махнул ребром ладони, - а потом направо. Мы как раз выедем к дому моей мамы. Бензобак... Это только в фильмах машины взрываются от искорки. В жизни такого не бывает. Мы сейчас заберем мою дочку и маму. И поедем дальше. Все будет нормалек! - последние слова он совсем уж пробормотал - уж не тронулся ли наш кавказский товарищ?

Я вот не питал иллюзий насчет его дочки и матери. Оля это скорее, исключение.

Вдруг взвыли сирены. Может быть, они работали и раньше, а я их просто не замечал.

ВВВ-У-У-У-У-У-УУУ

Жалобный стон. Сирена в общем-то тоже женщина. Своеобразная, но все-таки.

Помню, когда раньше врубали эту самую сирену, а мы сидели в школе, то сразу в классе повисала тревога. Как будто сейчас по улицам пойдут танки, а в небе появятся истребители, и учителя погонят нас в подвал.

ВВВВВВ-У-У-У-УУУУУУ

И собаки начинали вторить, подвывать.

«Услышав звуки централизованной системы оповещения, необходимо настроить радиоприемник на одну из станций...»

- Вонючая сирена, - пробормотал Рифат. - Да, теперь сюда двигай. Сейчас мы и узна...

Он замолк на полуслове. Юрец сбавил ход и матюкнулся.

Они везде, везде... и нужно разворачиваться назад. Нужно разворачиваться. Не смотреть, просо уехать прочь и забыть, как сон.

- Мы тут не проедем, - сказал как будто бы я. - Стой! Куда ты?

- Если не проедем, то я так пойду, - Рифат выбрался из салона, придерживаясь за дверцу. Снял с плеча винтовку, проверил магазин. Его сумка - мешочек на завязках - лежала на торпеде.

Блокнот.

Я и впрямь псих, коли думаю только о своих рисуночках. Но кроме них в сегодняшнем мире у меня ничего не осталось.

- Черт... они же здесь везде. Идти прямо так?

- Прямо так идти. Самое главное, что этих сучек нет. - Его губы свела судорогой улыбка.

Идти по трупам. Сначала нужно заставить себя, откинуть мысли, что это неправильно. А потом - шагать.

Проехать сквозь скопище трупов мы наверно и могли бы. Хотя возможно колеса «Шансика» и увязли бы в сплетении искусанных рук, ног и голов. Некоторые тела раскрыты бордовыми бутонами, лоснится свежая и чуть подсохшая кровь. Тут и там лица, искаженные кривой агонией, тут и там лица со следами зубов - обкусанные лица.

Мертвецы везде.

Солнце знай, припекает, заставляя трупы источать сладко-приторные миазмы, и от воздуха горечь во рту.

Обычный денек. Даже сейчас трудно представить, что безумие будет длиться вечно и что к нему нужно привыкнуть.

Да, спустя несколько месяцев, мы привыкнем к тому, что невозможно вообразить, ведь человеческий мозг быстро приспосабливается к новым условиям.

И прежний мир исчезнет.