Стражи - Gelidus Corde (СИ)

Спасибо за 58+

Как всегда буду рада вашим отзывам! <3

========== Эпилог ==========

Лавина — это снег, ставший огненной печью.

Она ледяная, но все пожирает.

«Человек, который смеется» Виктор Гюго

Вода с шипением уходила в трубу, пока я намыливал голову. Даже обычный душ после всего, что случилось, казался манной небесной.

С тех событий прошла неделя. Я не мог с полной уверенностью сказать, что мое помешательство отступило, но, во всяком случае, мне так казалось. Каждую минуту я вновь и вновь вспоминал тот день, который начался так, как я бы хотел провести всю свою жизнь: дома с той, кого люблю, а закончился разрушением всего, что было для меня важно и дорого.

Долгое время Совет прятался в тени, не откликаясь на сообщения бабушки. Казалось, что их совершенно не заботило то, что стражи практически вымерли. Они вышли на связь лишь через несколько дней после происшествия.

— Все под контролем, — вот, что сказала одна из их безвольных марионеток.

Контролировали они все откровенно дерьмово, хотя не мне было судить других людей.

Похороны Мариссы состоялись лишь несколько дней назад, когда ее тело нашли в лондонской квартире, где она жила с Себастьяном. Я был на них. Ее семья, что не была связана с миром стражей, была убита горем. Я их понимал. Уверен, что это были не последние слезы, что они пролили по своей дочери.

День тогда был ясный, ни одно облако не омрачало небосвод. На свежую могилу, вырытую в промерзшей земле, я принес подсолнух, ведь она любила эти цветы. Я не молился, как делали другие: я извинялся, раскрывая все карты перед ней. Я не мог врать мертвым. С кладбища я ушел первым: в Санкт-Петербурге меня ждали дела.

Даже среди людей шла молва, что на набережной Васильевского острова, где жила Кетерния, произошло массовое убийство: столько было крови. Я молча соглашался со всеми, кто заговаривал об этом, так оно и было — не было смысла лгать.

Я переключил воду, обдавая себя кипятком.

Мои силы восстановились не сразу. Бабушка пояснила мне, что даже тогда, на крыше, я был слабее Себастьяна. Оно было ясно, он ведь меня убил. Объяснение тому было одно: незапланированное перемещение. Останься мы тогда в Санкт-Петербурге, все могло бы обернуться иначе…

Я отбросил эту мысль в сторону — она бы точно привела к тому, что я бы вновь погряз в собственном сознании, ища виноватых. Я вздохнул.

Семья Леруаморо молчала. Стефан никак не отреагировал на то, что его сын был убийцей, хотя, как говорила бабушка, Совет несколько раз допрашивал его, пытаясь выведать информацию. Единственное, что я знал наверняка: одна из сестер Себастьяна была разбита этим известием. Скорее всего это была та, которую он боялся огорчить, как пелось в той праведной песне.

Слова, сказанные в ней обо мне, частенько преследовали меня в кошмарах и наяву, но я не верил, что действительно проиграю Совету. Я научился видеть правду так же ясно, как иногда видела ее Кетерния: бездействие не показывало власть, оно лишь открывало глаза на трусость и безразличие к стражам. Однако проигрыш не пугал меня так сильно, как я страшился одиночества. Иногда я не мог пробыть наедине с собой даже минуты: былые страхи опутывали сознание и затуманивали чувства. Я знал, что со временем это пройдет, я снова смогу заглядывать в глаза ужасу, не пригибаясь к земле. Но пока что это было невозможно.

Я выключил кран и оперся на стену, смотря, как вода капала с моих волос. Мне не хотелось выходить, но паника из-за одиночества уже начала терзать душу. Я встал в полный рост и потянулся рукой к занавеске.

— Так, я не смотрю, вот, даже глаза закрыла, ты забыл полотенце. Держи!

Она швырнула его в меня и исчезла из ванной так же резво, как появилась. В воздухе чувствовался слабый запах цветов, который всегда источали ее волосы.

— Спасибо! — крикнул я вслед чертовке и завернулся в мягкое полотенце, проследовав в свою комнату.

Это был наш секрет. Я поклялся, что никому не расскажу, как Кетерния Люсент вновь начала излучать жизнь. Это было то, что даже Совету не стоило знать. По правде, ни я, ни она не могли объяснить того, что произошло. Однако, когда Кетерния ожила, в комнате пахло тяжелой густой магией, в которой, казалось, можно было запутаться, стоило лишь прикоснуться. Именно поэтому мы должны были молчать: не стоило привлекать лишнего внимания к чертовке.

— Ты чай будешь? — крикнула она мне снизу.

— Да, пожалуйста, — ответил я, натягивая домашние штаны.

Посланнику Совета мы соврали, что выбрались оба. К нашей легенде было не придраться: мы вторили друг другу так, словно являлись одним человеком. Только бабушка слегка сомневалась в нашей «правде», но у нее не было никаких доказательств.