Олег Быстров - Зрячий (СИ)

Но время шло, а сокровище так и не отыскалось. Тут еще удача отвернулась от ватаги – конная полиция преследовала их по пятам, устраивала засады. Добыча ускользала из рук. Часть разбойников погибла в стычках, другие ушли от неудачливого атамана, и остался он с малой кучкой приспешников.

Гонимый конными разъездами, атаман ушел на север и прятался с остатками ватаги в неприступных горных районах. Там-то, по слухам, и нашел разбойник кузнеца, мастерство которого славилось на весь Горный край. Он отдал ему меч, поврежденный из-за долгого хранения в земле, и наказал превратить его в боевое оружие. Старый мастер выполнил задание, но переделал меч в саблю и дал ей имя – Дагг-Ош.

С тех пор атаману стала сопутствовать удача. Он вернулся в богатые южные степи, набрал новую ватагу из злых и отчаянных бойцов и, хоть сокровище больше не искал, собирал богатую мзду с купцов и караванщиков. Мечту свою Дагомир не забыл, и денег у него скоро стало столько, что он мог ее осуществить.

Но налеты его были столь дерзкими, что власти взялись за него всерьез. К делу подключили армейскую кавалерию, и ватагу обложили в степи. Разбойники отбивались до последнего человека, в плен не сдался ни один, и все погибли. Разделил их судьбу и атаман, а Дагг-Ош попала в Полицейский музей.

История мне понравилась, я бы с удовольствием подержал в руках легендарную саблю, но сорок лет назад в музее случился пожар. Часть экспонатов сгорела, часть пострадала вследствие неумелого пожаротушения. Музейные смотрители потом долгое время разбирались в пострадавших помещениях, многое было найдено и восстановлено. Но часть экспонатов отыскать не удалось, среди них была и сабля...

* * *

Только я закончил чтение, вошла леди Макензи.

– Время закрывать архив, Мартин, – сказала она. – Я надеюсь, вы почерпнули из документов что-то полезное.

– О да, уважаемая госпожа. Весьма благодарен вам за помощь. Скажите, я могу подняться в музей?

– Да, они заканчивают работу позже. Не все залы сейчас доступны осмотру, Большая галерея открыта всего четыре часа в сутки и охраняется. Потом ее запирают на крепкие замки.

– Мне нужен только оружейный зал...

Леди согласно кивнула, после чего мы тепло попрощались.

Наверху меня встретила смотрительница, очень похожая на Грету Макензи: такое же темное платье, волосы, собранные в пучок, очки, вот только в облике леди чувствуется порода.

Меня проводили в оружейный зал. Самые дорогие и редкие экспонаты действительно собраны в Большой галерее и во время выставки охраняются вооруженными стражниками. Там больше драгоценностей и золота, чем действительно оружия. Конечно, именная шпага национального героя генерала Толя или абордажная сабля прославленного географа, первооткрывателя, а по совместительству пирата Огюста Блейка вызывают восхищение.

Но вы можете себе представить, чтобы парадной рапирой эрцгерцога, эфес которой усыпан крупными бриллиантами, рубинами и сапфирами, бился кто-нибудь ну хотя бы на заурядной дуэли? Я, например, представить такое не мог, поэтому и прошел в оружейный зал – рабочее помещение музея, предназначенное для показа образцов холодного оружия различных эпох и народов.

У стен высокие стойки: алебарды, секиры, боевые топоры. Рядом копья, пики, дротики. Дальше, в стойках пониже, мечи: древние гладиусы и акинаки, более поздние спаты и эстоки, двуручные великаны цвайхендеры и фламберги. Более легкие – шпаги, рапиры, сабли и палаши – развешены на стенах. Отдельно разместилось оружие с изогнутыми клинками – хопеши, ятаганы, кописы и флакаты. Между стоек открывался проход к застекленным стеллажам с ножами, кинжалами и стилетами.

В углу кресло, обычно занимаемое служительницей. Сейчас она вышла, подчеркивая доверие к человеку с допуском из АСА. Я присел в это кресло и стал разглядывать экспонаты, перебегая глазами с одного на другой, пытаясь представить, как можно использовать их для воздействия. Как вела бы себя при этом прямая спата, кривой, похожий на секиру, хопеш или элегантная шпага. Как должен двигаться фехтовальщик, какие позы принимать...

Похоже, я слегка задремал – сказывалось напряжение предыдущей ночи, а полумрак и тишина музейного зала очень этому способствовали. Острое чувство тревоги заставило вздрогнуть. Опять, как тогда, в двадцать втором кабинете, стало вдруг зябко и заторопилось, засбоило сердце. Электрические светильники давали достаточно света, и я увидел, как под высоким сводчатым потолком с легким хлопком развернулось гигантское птичье крыло.