Борис Мир - Данэя (СИ)

67

Многие не заснули тогда после заседания суда. Шли, громко споря или молча, полностью погруженные в мысли.

Молчала и Ева, – и Ли, идя рядом с ней, не решался заговорить первым.

Вдруг она вздрогнула, – Ли остановился:

– Тебе холодно, мама Ева? Возьми мою батарейку!

– Спасибо, сынок! Нет, мне не холодно.

– Что с тобой?

– Теперь уже ничего. Всё плохое – позади. Пойдем – тебе спать надо: твое лечение ещё не кончено.

– Не бойся за меня, мама Ева!

Она улыбнулась:

– Не могу: привыкла. Ещё с самого твоего детства.

– Я знаю, мама. Капитан давно сказал мне это.

– То был самый сильный страх за тебя. А потом ты стал спасателем: я снова не могла не бояться за тебя.

– А я нет: оказывается, слишком мало знал. Разве в голову могло придти, что какие-нибудь опасности могут подстерегать здесь, на Земле – среди людей?

– Да, мальчик: здесь, среди людей – может быть страшней всего.

– Но ты – такая бесстрашная: одна против всех! Ты у меня необыкновенный человек!

– Да что ты: куда мне! Необыкновенным был Лал. Дан – необыкновенный, Эя; генетики, что теперь с ними. И покойный Марк, не пожелавший отступить даже ради сохранения жизни. А я – нет, не такая: как видишь! Я не знаю, можешь ли ты не винить меня, не презирать?

– Я? Мама Ева, ты же боялась – из-за меня.

– Да, я вновь боялась за тебя. Знаешь, что это – страх? Нет, наверно: я думаю, не знал никогда.

– Что ты! Ещё как знал: там, в Космосе, слишком отчетливо ощущаешь его. Просто, его подавляет другой страх – не за себя: боишься не успеть вовремя.

– Но ты ещё не разу не отступал.

– Пока нет.

– В этом-то и дело!

– Разве ж ты виновата?

– Раз отступила – виновата.

– Из-за меня.

– Ну, и что? Я сдалась слишком быстро: должна была сопротивляться – сколько удастся.

– Разве мы знали, когда прилетит Капитан и Эя? И прилетят ли: не погибли ли? Кто знал, что у Капитана и Эи будут дети?

– Я: Лал привез их ко мне перед отлетом – Эя подержала на руках ребенка. Она – стала матерью.

– Ты стала ею раньше: разве ты любила бы меня больше, если бы сама родила?

– Вряд ли!

– Ты пожертвовала ребенком в себе – не мной: вот и ответ на вопрос. Ты мне мать, и я тебе сын – самые настоящие. Я не буду называть тебя больше мама Ева – только мама. – Он обнимал её обеими руками: даже не мог вытереть слезы, которые текли у него. – Слышишь? Когда-нибудь у меня тоже будет жена, как у Капитана, и дети – они будут называть тебя бабушкой.

– Да, да! – боль уходила: Ева затихла, успокаиваясь.

А Ли задумался: это случалось с ним каждый раз, когда возникала мысль, что в его жизни будет то, что когда-то он увидел самым первым. Самое странное состояло в том, что женщина эта – жена его, как Эя у Капитана, обязательно представлялась в виде Дэи – и никак иначе. Ведь она ещё девочка, подросток. Невероятно странно!

68

С самого начала дискуссии Йорг будто ушел в тень. Ни следа той активности, которую он проявил на суде. Он следовал давно задуманной тактике: показать, что генетики защищают не свои, узкопрофессиональные, интересы – они лишь часть человечества, на чьи интересы покушается Дан. Пусть выступают другие – кто непосредственно не связан с ними.

Заслушивались речи тех, кто комментировал выступление Дана, давая его анализ со всевозможных точек зрения. Одни выражали согласие со всем сказанным Даном – таких было достаточно: слова Дана подействовали на очень, очень многих. Другие, в составе которых преобладали социологи, хирурги, специализировавшиеся на пересадках, биокибернетики, сексологи – обрушились с резкой критикой на учение Лала; ни одного генетика – поначалу среди них.

Так было первые дни, когда впечатление от речи Дана полностью сохраняло силу. Затем накал страстей несколько спал. В выступлениях зазвучали другие ноты. Более спокойно, но куда, с точки зрения Йорга, действенней, высказывались отдельные сомнения в каких-то частных сторонах, деталях, штрихах аспектов практического осуществления поставленного Даном вопроса. Указывались трудности, которые были и могли возникать; перечислялись задачи, которые казались неотложными.

Йорг ждал выступления Арга, но тот молчал: видимо, не решался одним из первых нанести удар по учителю. Но и без него дело шло близко к тому, что ждал Йорг.

Полная победа невозможна: это он совершенно понимал слишком давно. Отступление неизбежно; главное – на каких позициях удастся закрепиться, что сохранить. Превосходно то, что эти выступления не были специально подготовлены или согласованы с Советом воспроизводства – то есть с ним: во многих звучало немало сочувствия, понимания и веры в необходимость осуществления идей Лала и Дана, но... Эти “но” как бы постепенно сводили на нет основные идеи, давали массу оправданий отсрочки немедленного осуществления их. Конечно, нельзя было отрицать и заслугу умело построенной контрпропаганды, делавшей упор на слишком прочно укоренившиеся взгляды: сейчас дискуссия показала, насколько глубоко – они непрерывно давали себя знать из-под того, что было вызвано свежим впечатлением от слов Дана.