Почему я ненавижу фанфики (СИ)

— Прости.

— Сейчас выглядело, будто я пытался надавить на жалость, — хохотнул он. — Это было давно, так что забей. Ты сам спросил, а я не скрываю. Такую кучу дерьма трудно спрятать.

Он снова закурил, и снова — с болезненной обреченностью бесконечно ломкого человека. Немногие разглядели бы за его надменностью взрытые котлованы страданий, но я их видел отчетливо. Может быть потому, что мне самому сейчас было невыносимо плохо.

— У тебя… проблемы с легкими? — наконец, предположил я. — Больно дышать?

— Нет, — Никита покусал пирсинг в губе. — Я боюсь сигаретного дыма.

— Почему?

— Ну знаешь, — Никита открыл окно и повис на подоконнике, уперевшись в него локтями. Ветер взлохматил короткие, смолянисто-черные волосы. — Большие крутые мужики любят курить по любому поводу. Например, перед весельем с мелким пацаном.

— Он курил? — осторожно спросил я, чувствуя, что нагло и больно влезаю человеку в душу, но Никита раскрывался легко, как незажившая рана. Пусть это и случилось давно, его страхи, очевидно, стали его повседневностью.

— Ага, три-четыре штуки. Когда три-четыре сигареты отделяют тебя от полной дичи, это быстро врезается в психику. У меня зависимость, но реакция на дым осталась до сих пор.

— Его поймали?

— Ублюдка посадили, меня спасли, да. Одного из немногих его игрушек. И только потому, что у родных были деньги мобилизовать людей на поиски. Так что мне чертовски повезло в жизни.

— Почему ты рассказываешь мне такие важные вещи о себе?

— Ты не похож на того, кто будет мстить, да и… понравился. Не надумай лишнего, просто как человек ты интересный. Наверное, поэтому народ так любит о тебе судачить.

— Что говорят? Плохое? Хорошее? — я пододвинул к себе чашку с крепким растворимым кофе. Странно — Никита явно не был педантом, да и любил всякую шляпу вроде наклеек, но чашки у него были как на подбор, из дорогого фарфора, как и выставленная на видном месте посуда. В коридоре я заметил полку с внушительной коллекцией сувенирных тарелочек.

— Девки любят пожжужать на тему, кто с кем и в какой позе. Тебя они считают парнем недоступным и себе на уме. Многие выделяют, что ты в списке успевающих и одеваешься с иголочки, как модель, так что они тебя в эти самые модерн-модели и записали. Завидный, мол, но со сложным характером. И «боже, это пятно».

— Женщины, — я сделал челодлань, с трудом воздержавшись от челостены. — Пятно?

— Пятно — отрицательный изюм, детка. Даже если кто-то не знает имени, тебя безошибочно определяют по пятну. Кстати, я из-за славы решил отправить тебя к Соломонову, думал, он не станет клевать тех, кто на виду. Как видишь, ошибался.

— Да уж.

— Но с твоим хвостиком история веселее — к Даниилу с первого курса прилип образ полного отморозка с тараканами. Одно время я часто о нём слышал. И даже помогал кое-кому узнать, где он и кто он. Представить страшно, сколько у него этих тайных воздыхательниц, которые готовы на всё, только никак не решаются подойти.

— Я думал, наоборот. Он кажется легкомысленным и доступным…

— С твоей колокольни — возможно. А дамы любят высасывать из пальца целую эпопею и подогревать интерес. Я у них вообще чуть ли не подпольный наркобарон, пф.

Я встал. Вестибулярный аппарат всё ещё барахлил, но еда и никотин действительно облегчили общее разбитое состояние.

Мы помолчали. Никита плевал в окно, я — пялился на его узкую, как лезвие, спину. Прежней неприязни к нему больше не испытывал. Осталось только понимание и совсем ещё неокрепшая, чисто человеческая симпатия.

— Слушай… спасибо за всё. Ты сука, но не негодяй. И будет просто прекрасно, если всего этого больше не повторится.

— Пожалуйста. Домой собрался?

— Угу.

— Тебя проводить?

— До метро далеко?

— Минут десять.

— Тогда не стоит, с навигатором как-нибудь доберусь.

Наблюдая за тем, как я влезаю в пальто, Никита стоял неподалёку и выглядел немного устало. Мне кажется, начнись наше знакомство с менее бредового эпизода, со временем мы могли бы стать друзьями.

Хотя кто знает, загадывать не стоит.

— Не забывай о нашем договоре. Расскажи всё сам или это сделаю я.

— Я попробую, Никита. Давай, до когда-нибудь, если жив останусь.

И я ушел, а точнее — уполз на автопилоте, игнорируя все мыслительные процессы и сумбурные эмоции.

Разобраться в случившемся в своем нынешнем состоянии я был просто неспособен.

Два дня мне пришлось провести в полуспячке — отходил. Отходил, забравшись под тяжелое одеяло и ворочаясь с боку на бок, одним глазом пялясь в окно, на сырую, горьковатую осень, другим — на ленту новостей вконтакте.