Жак-Ив Кусто: В мире безмолвия

Оружейный мастер крейсера "Сюфрен" сделал по моим чертежам кислородный аппарат. Из противогазной коробки, начиненной натронной известью( 6), небольшого баллона с кислородом и куска шланга он соорудил приспособление, очищавшее выдыхаемый воздух путем поглощения углекислого газа щелочью. Оно действовало автоматически и бесшумно, и с ним можно было плавать. Плавая на глубине двадцати пяти футов с кислородным аппаратом, я ощущал неизведанный дотоле безмятежный покой. В полном одиночестве и безмолвии я парил в стране грез; море приняло меня как своего. К сожалению, мое блаженство продлилось недолго…

Услышав, что с кислородом можно нырять безопасно до глубины сорока пяти футов, я попросил двух матросов с "Сюфрена" проследить за мной со шлюпки, пока я попытаюсь достичь "кислородной границы". Я опускался вглубь, настроенный на торжественный лад. Морские джунгли приняли меня как своего, в ответ я решил отказаться от человеческих повадок, сложить ноги вместе и плыть, извиваясь на манер дельфина. Тайе показывал нам, как человек может плыть на поверхности моря, не отталкиваясь руками и ногами. Несмотря на ряд помех вроде моей собственной анатомии и привешенного к поясу свинцового груза, мне удалось перевоплотиться в рыбу.

Плывя в удивительно прозрачной воде, я увидел в девяноста футах от себя группу изящных серебристо-золотистых морских карасей; алые заплаты жабр напоминали нарядные мундиры бригадиров британской армии( 7). Я подобрался к ним довольно близко. Несмотря на мое перевоплощение, я не забывал, что могу значительно ускорить движение, пустив в ход свои "грудные плавники". Мне удалось загнать одну из рыб в ее норку. Она встопорщила грудной плавник и тревожно завертела глазами. Потом приняла смелое решение и кинулась мне навстречу, проскочив буквально в нескольких дюймах от меня. В это время внизу показалась большая голубая синагрида с сердитым ртом и враждебными глазами( 8). Она повисла в воде на глубине около сорока шести футов. Я двинулся к ней – синагрида стала отступать, сохраняя безопасное расстояние.

Внезапно у меня судорожно задрожали губы и веки, спина выгнулась дугой.

Отчаянным усилием я отцепил груз и… потерял сознание.

Матросы увидели, как мое тело выбросило наверх, и поспешили втащить меня в лодку.

После этого у меня несколько недель болели мышцы и затылок. Я решил, что коробка была заряжена недоброкачественной натронной известью.

Последующая зима прошла в упорной работе над усовершенствованием кислородного аппарата, чтобы исключить возможность повторения судорог. Летом я снова направился к Поркеролям и нырнул на глубину сорока пяти футов с новым аппаратом. Судороги напали на меня настолько неожиданно, что я не помню, как сбросил груз. Я чуть не утонул. С тех пор у меня пропал всякий интерес к кислороду.

Летом 1939 года, выступая с речью на званом обеде, я доказывал присутствовавшим, что в ближайшие десять лет войны не может быть. А четыре дня спустя я был на борту своего крейсера, получившего секретное предписание выступить в западном направлении; придя еще через сутки в Оран, мы услышали об объявлении войны.

Рядом с нами на рейде стоял дивизион английских торпедных катеров. Один из них вышел из строя: на винт намотался толстый стальной трос. В оранском порту не было своих военно-морских ныряльщиков, и я вызвался нырнуть, чтобы установить характер повреждения. Меня не смогло охладить даже то, что я увидел под водой: трос обернулся шесть раз вокруг вала и еще несколько раз вокруг лопастей. Я вызвал со своего корабля пять человек хороших ныряльщиков, и мы принялись обрубать трос. На это ушло несколько часов, и мы еле стояли на ногах, когда, наконец, вернулись на крейсер. Торпедный катер смог выйти в море вместе со своим дивизионом, и когда он проходил мимо нас, команда его выстроилась вдоль борта и прокричала троекратное "ура" в честь безрассудных французов.

В этот день я убедился, что тяжелая работа под водой – опасная вещь. Для таких дел было совершенно необходимо иметь дыхательные аппараты.

Прошло несколько времени. Я работал в Марселе на службе морской разведки, действовавшей против оккупантов. Мой начальник предложил мне возобновить подводные эксперименты, поскольку позволит служба. Кстати, это могло помочь замаскировать мою деятельность. Я решил испытать аппарат Фернеза, основанный на применении трубки, через которую поступал накачиваемый сверху насосом воздух. Трубка проходила к специальному клапану, выпускавшему воздух в воду. Ныряльщик всасывал необходимый ему воздух через мундштук, один конец которого соединялся с воздушной струей. Это был простейший из когда-либо сконструированных дыхательных аппаратов. Правда, ныряльщик оставался связанным с поверхностью, и половина воздуха расходовалась впустую, но зато можно было по крайней мере обходиться без предательского кислорода.