Петр Столпянский - Вверх по Неве от Санкт-Питер-Бурха до Шлюшина

С рыбою в то время было много хлопот: доставить живую стерлядь с Волги-матушки или с Белого озера было мудрено; еще мудренее было сохранять ее живой — и поставщики живой рыбы пользовались многими льготами. Так, один из жителей слободы Рыбной уже с.-петербургский купец Терентий Резвой был освобожден от всякой службы, а дома его от постоев, дабы он мог беспрепятственно поставлять живых стерлядей необъятной величины. Расценка живой рыбы была следующая: стерлядь 1 1/ 4арш. стоила 2 р., аршинная 1 р. 87 к., 10 вершковая — 1 р., а шестивершковая только 35 к.; сравнительно дорога была и щука: за один аршин с четвертью давали 1 р. 22 к., а шестивершковая оценивалась в 11 копеек, сотня ершей стоила 43 коп.

В 1753 г. на рыбий стол при дворе истратили 9267 р. 71 3/ 4к., а через 10 лет, в 1763 году, была произведена любопытная попытка культивирования стерлядей в Неве: в Неву 4 ноября 1763 года было спущено 1800 штук семивершковых стерлядей и отдан был строгий приказ о неловлении маломерных стерлядей в Неве, и о приносе крупных стерлядей в 10 и более вершков в главную дворцовую канцелярию и о непродаже партикулярным людям.

Из вышесказанного будет понятно образование под Петербургом особой Рыбацкой слободы, занятием жителей которой должна была быть рыбная ловля, но, с течением времени, поставка рыбы для Высочайшего двора стала изготовляться подрядами, и жители слободы стали заниматься и кирпичным промыслом и торговлей. В 1789 году, когда шведы произвели внезапное нападение на Россию, и у нас, по нашему обыкновению, все было благополучно и готово лишь на бумаге, а на самом деле в гребной флотилии Балтийского флота не хватило гребцов — жители Рыбацкой слободы порешили пойти в гребцы.

В память этого Екатерина II повелела воздвигнуть в слободе гранитную пирамиду, с чугунной доской, на которой золотыми буквами была сделана следующая надпись: «Сооружен повелением благочестивейшей, самодержавнейшей императрицы Екатерины II в память усердия Рыбачей слободы крестьян, добровольно нарядивших с четырех пятого человека на службу ее величества и отечества во время шведской войны 1789 года июня 15 дня».

Рыбацкая слобода связана с именем Федора Никифоровича Слепушкина (1783–1848 г.), не родившегося здесь, как указывалось некоторыми, но долгое время жившего и здесь умершего от холеры в 1848 году. Слепушкин — один из российских самородков, открытый русским деятелем Павлом Свиньиным, редактором и издателем «Отечественных Записок», в первые годы существовании этого журнала, когда он ставил своею целью — отыскивать все выдающееся отечественное.

Слепушкин — крестьянин-ярославец был в Москве сидельцем в съестной лавке, торговал на улицах Петербурга вареной грушей, открыл затем мелочную лавочку, потом содержал перевоз через Неву в Ново-Саратовской колонии, а затем переселился в Рыбацкое село, где сделался и кирпичезаводчиком и купцом. Под влиянием басен Крылова, он стал сам писать басни; про эти басни узнал вышеуказанный Свиньин, стал ими восторгаться и оказывать всякое содействие безусловно талантливому, но не выходящему из ряда вон, вовсе не гениальному Слепушкину. В 1826 году появилась книжка стихов Слепушкина под названием «Досуги сельского жителя», она имела большой успех. Академия Наук присудила стихотворцу золотую медаль, а император Николай I наградил его почетным кафтаном. Повторяем, литературное значение Слепушкина невелико, но он все же является связующим звеном между старой книжной лирикой Ломоносова и народной поэзией Кольцова. Но одно из произведений Слепушкина безусловно интересно и заслуживает внимания и в настоящее время. В 1833 году был невероятный неурожай. В единственной ежедневной газете того времени мы наталкиваемся на следующие строчки: «Известно вам, — писал один из русских помещиков того времени некто Свечин, — сколь много я был озабочен мыслью, что добрые мои крестьяне, хотя и имеют теперь довольно хлеба, но к концу года, по всеобщему бедственному неурожаю, могут терпеть в нем нужду… День и ночь мучился я, что, будучи сам в труднейших обстоятельствах, не имею способов запастись теперь таким количеством хлеба, которого было бы достаточно для вспомоществования тем из них, кои будут иметь в оном недостаток… К тому же слыша, что в некоторых местах крестьяне, не имея хлеба, употребляют в пищу уже грешишенную (правописание подлинника от гречихи) мякину — я содрогнулся сердцем».

Само правительство должно было признать факт голода. Правда, это признание было сделано не сразу. В начале 1833 г., когда уже рисовалась печальная перспектива, появилось официальное сообщение министра внутренних дел следующего содержания: «Из северных губерний урожай хорош только в одной Костромской, а в прочих в большой части посредственный, даже скудный; из числа губерний и областей средней полосы: в пяти довольно изрядный, а в прочих посредственный, притом в обеих сих полосах яровые хлеба лучше озимых; в южных губерниях большего частью хорошие; в Сибирских губерниях, и областях посредственны; травы везде в сложности изрядны».