Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи - путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири

Я поднялся на правый склон и побывал на берегу этого озера, в долине которого, по моему убеждению, должна была залегать глубокая россыпь, составляющая продолжение россыпи речки Кадаликана, некогда впадавшей не в Кадали, а в Жую. Это предположение оправдалось уже в советское время, когда нашли под правым склоном россыпь, уходившую в долину оз. Лепригинда.

По ущелью р. Кадали я выехал в широкую долину р. Жуи, более значительной реки, в которой ни работавшихся, ни оставленных приисков не было, поэтому на склонах еще сохранился порядочный лес, а дно представляло много лужаек. Мы ехали целый день по этой веселой долине, в которой прииски появились только 10–12 лет спустя, и теперь долина, конечно, потеряла свою красоту.

Под вечер нам нужно было перебраться на правый берег Жуи к устью ее притока – р. Балаганнах, где был прииск, который я хотел посетить. Вода была слишком глубока для брода, наш багаж и нас перевез тунгус в своей берестянке, т. е. лодочке из березовой коры, которая кроме гребца вмещала только одного человека и немного вещей; тунгусу пришлось сделать три рейса туда и обратно, чтобы перевезти меня, конюха, багаж и седла, а лошади перебрались вплавь.

В долине р. Балаганнах было два прииска; один из них назывался Золотой бугорок и принадлежал мелкому золотопромышленнику, который не позволил мне спуститься в шахту, под предлогом того, что она ремонтируется. Пришлось осмотреть только небольшой разрез, в котором работали золотничники. Переночевав на прииске, я поехал дальше, в верховьях Балаганнаха поднялся на высокий водораздел, представлявший гольцы, т. е. безлесные плоские вершины, и спустился с него в долину речки Бульбухты. И здесь на прииске в бортах старого разреза копались только золотничники. В конторе владельца я увидел несколько больших бутылей, в которых водка настаивалась на красном перце. Этот мелкий золотопромышленник, очевидно, принадлежал к категории тех, которые существовали, главным образом, не добычей золота из глубоких россыпей, для чего у них не хватало средств, а торговлей из своей лавки и продажей водки своим золотничникам в обмен на намываемое ими золото. Отдаленность этого прииска от приисков крупных владельцев не позволяла подозревать его в скупке похищенного золота, от которой при случае он, конечно, не отказывался. Подобные золотопромышленники брали отвод, платили подесятинный налог и производили небольшие работы для отвода глаз, чтобы иметь право заводить лавку с товарами и иметь спирт для рабочих; последний они разбавляли водой и подкрепляли красным перцем – в общем, эксплуатировали жестоко золотничников и обманывали государство.

Осмотрев работы в разрезе и обнажения в берегах речки, в которых я, к удивлению, увидел массивный гранит, я опять перевалил через гольцы в другом месте и спустился на север, в долину речки Кигелан, впадающей в р. Жую, где также работалась россыпь, но шахтами. Вечером на этот прииск прибыла большая кавалькада – горный инженер Штраус и горный исправник Олекминского округа (т. е. дальней тайги) с конвоем из десятка казаков, которые на приисках являлись полицией горного надзора. Эти власти совершали свой ежегодный летний объезд приисков для проверки шнуровых книг по записи золота, осмотра горных работ в отношении их соответствия правилам безопасности, ревизии цен на товары в лавках, приема жалоб от рабочих, ведения следствия по уголовным делам и т. п. На этом прииске в начале лета был несчастный случай: один рабочий в шахте угорел насмерть после пожога для оттаивания вечной мерзлоты.

Этот способ разведения костров у забоев в подземных выработках, чтобы оттаять мерзлые пески россыпи для их легкой выемки и промывки, применялся на мелких приисках, вблизи которых было еще достаточно леса для дров; на крупных приисках для добычи мерзлых песков в забоях предпочитали уже взрывать их динамитом. Приехавшие инженер и исправник должны были провести следствие по поводу смерти этого рабочего. Они торопились и выполнили это вечером при свете факелов, пригласив меня в качестве понятого. Возле шахты, в которой угорел рабочий, поставили стол, стулья, принесли бумагу, перья, чернила. Мы втроем уселись и начался допрос рабочих для выяснения условий несчастного случая: когда разожгли пожог в забое, сколько времени ждали после его догорания, спустился ли угоревший по своей воле или по приказу десятника, был ли он трезв, не хворал ли чем-нибудь, не было ли драки или убийства. Труп был сохранен на леднике прииска; его принесли, осмотрели, убедились в отсутствии следов какого-либо насилия. Из показаний рабочих выяснилось, что покойник спустился в шахту слишком рано после пожога, когда угар был еще настолько силен, что он лишился чувств и задохся – его нашли рабочие, пришедшие своевременно, уже мертвым. Вывод следствия был такой, что преступления нет и что покойный сам был виновен. Владельцу и десятнику поставили в вину недостаточный надзор за входом в шахту и после пожога.