Степан Макаров - «Ермак» во льдах

Из числа его спутников на «Ермаке» некоторые разделяли убеждение Макарова, другие же находили борьбу с арктическими льдами не под силу «Ермаку»; все же были единодушны в том, что натиск льдов, лишивший «Ермак» свободы движений, не смог, однако, причинить его корпусу ни малейшего вреда.

Какова бы ни была дальнейшая судьба ледокольного дела – Макаровым бесспорно доказано окончательно, что можно построить такое железное судно, которое выдерживает сильнейшие удары в лед и не сдавливается даже полярными льдами, а также что льдины до 14 ф мощности раскалываются «Ермаком». Очевидно также стратегическое значение того факта, что, располагая «Ермаком», можно весь наш броненосный флот вывести и зимою, в случае надобности, из Кронштадта в море, тогда как доступ в него неприятелю остается закрытым. Какие миллионы были бы сбережены развитием макаровской мысли, делающей излишним учреждение незамерзающего порта в Любаве, на самой окраине государства.

Возможность проложить при помощи «Ермака» во всякое время года путь во льдах Финского и Ботанического заливов сопряжена с множеством выгод, которые могут еще обнаружиться при неожиданно возникающих обстоятельствах, как, например, при спасении броненосца «Апраксин», потерпевшего крушение на Гогланде.

Я подробно остановился на деятельности Макарова в области физической географии моря и в ледокольном деле потому, что именно эта деятельность и сблизила меня с ним и дала мне случай при совместной работе убедиться в тех редких свойствах ума и воли, которые составляли источник его силы. Но главный, неизменный предмет, над которым неустанно работала его мысль, это были вопросы военно-морские. Heдаром над его письменным столом выделялась надпись «Помни войну».

Co свойственною ему самостоятельностью мысли он и здесь изучал не то, что думали другие об этих вопросах, a старался сам вникнуть в суть той задачи, которая составляет конечную цель военного флота.

С юных лет, молодым мичманом, он ясно усмотрел слабую сторону начинавшегося тогда железного судостроения и броненосного флота, его потопляемость, в особенности по мере усовершенствования способов минной атаки. Изобретение им «пластыря» [14]для заделывания пробоин, статья о непотопляемости, усовершенствования водоотливных средств, указания на недостатки существующих водонепроницаемых переборок, опыты с моделями, показывавшими роковые последствия подводных пробоин, – все это свидетельствует о том, что Макаров не терял из виду, что ни утолщения брони, ни усиление артиллерии не имеют цены, пока не обеспечена непотопляемость судна при подводной пробоине.

С другой стороны, он, будучи инспектором морской артиллерии, сильно подвинул эту часть и сам сделал важное изобретение, увеличившее тогда пробивную силу снарядов на 20 % [15]. Что касается утолщения брони и неразрывно связанного с этим увеличения водоизмещения судов, то Макаров был, как известно, ярым и радикальным противником этого направления, вовлекающего все морские державы в громадные расходы.

Я не стану повторять здесь тех веских аргументов, которыми Степан Осипович обосновывал свой взгляд; для меня он всегда казался убедительным; Макаров это знал и не скрывал передо мною свои чувства глубокой скорби, досады и сдержанного негодования, видя безуспешность своей борьбы с рутиной в этом коренном вопросе.

Он глубоко скорбел о том, что не мог осуществить свои мысли о наилучшем типе боевого судна, хотя бы в виде опыта в одном экземпляре. Впрочем, не только тип судов и элементы их боевой силы, но и употребление их в бою разбирались Макаровым: его статьи по морской тактике переведены на главнейшие языки и признаются одним из замечательнейших произведений военно-морской литературы.

Во время командования практической эскадрой в Балтике и эскадрой Тихого океана Макаров мог применить на практике некоторые из своих взглядов на задачу флотоводца. Его бывшие подчиненные знают, как толково-осмысленно было каждое его распоряжение, как ясно он умел его обосновывать и как охотно делился своими знаниями, сознавая, что задача флагмана преимущественно педагогическая. Он имел в высокой степени дар вызывать работу мысли в своих подчиненных, охотно возбуждал прения, в которых лично принимал участие. В этом отношении Степан Осипович напоминал своего первого учителя в морском деле – Андрея Александровича Попова.