И набережная Арно больше не задворки – царство прачек, приспособлений для валяния сукна и садков для рыбы. И дома не стоят так тесно, что между ними пролегают лишь пешеходные тропы, на которых невозможно развернуться и двоим. Теперь улицы не перегораживают железными цепями, так запирали их раньше на ночь. Теперь мрачный дворец тирана не отделяют от города рвы. И вокруг Флоренции больше не высятся три кольца крепостных стен… Но она сохранила свой строгий облик, свое глубокое недоверие к путнику и до сих пор чарует своей манерой смотреть на тебя сверху вниз, ибо заглянуть ей в лицо возможно, лишь запрокинув голову. Она отстранена. И жизнь ее сокрыта от глаз. Это не Рим, который изначально мыслил город большими открытыми пространствами – площадями – форумами, марсовыми полями, местом общего собора. Нет, Флоренция сразу жила за крепкими стенами, взирала с высоты башен, вероломно поджидала в щелях проулков, таилась в закрытых внутренних дворах. Улица была лишь изнанкой всему происходящему. Она не служила фоном, общественным интерьером, она несла исключительно функцию перехода и предоставляла человеку знающему укрытия, которые выручали его во время ведения боя. Флоренция – город, в котором каждый умел постоять за себя.
Эта столица ремесел снабжала предметами роскоши всю Западную Европу и отличалась глубокой сосредоточенностью на частной жизни и на жизни замкнутого сообщества – ремесленного цеха или религиозного братства. А еще могла объединяться в сложные времена и, несмотря на все распри, умела мыслить сообща. Оживленная торговля со многими странами открыла флорентийцам и новые горизонты. Они придумывают и вырабатывают еще одно ремесло – деньги. Печать денег, перевод денег, ссуды, залоги, векселя. Флорентийцы – это банкиры папы. И это в честь них были названы и по миру долго ходили уважаемые монеты – флорины. Но в начале XV века это древнее этрусское поселение в ложбине между холмов, где каждый переулок был пропитан кровью и страхом за жизнь, под влиянием поэтов, философов, мыслителей, ученых, художников, архитекторов и меценатов объявляет своим главным занятием Искусство. Так Флоренция приоткрывается миру, разворачивается к нему, распускается, и правда, словно бутон невиданного по красоте цветка, создавая невероятную по силе художественную реальность, чье обаяние мы продолжаем испытывать до сих пор, и спустя столетия, и ради которого мы готовы возвращаться сюда вновь и вновь, чтобы насладиться этим тонким и чарующим ароматом.
* * *
Человек был объявлен свободным творцом самого себя , в тот год, когда чума уносила по несколько сотен жителей в день. Пребывая между жизнью и смертью, оплакивая сам себя, город начинает меняться. К концу XIII века коммунальный порядок наконец закреплен «Установлениями справедливости». Количество жителей Флоренции увеличивается до тридцати тысяч, границы ее становятся проницаемы – угодья и усадьбы перенеслись на склоны, хозяйства аббатств внутри стен выкуплены. Вокруг храмов сносят хозяйственные и служебные помещения – начинают образовываться пространства, которые позволяют горожанам собираться вместе. Только представьте: стройка главного собора велась на протяжении более чем ста пятидесяти лет! А с уникального купола, созданного Филиппо Брунелесски, что осеняет собой все тосканские народы, снимут строительные леса только к концу XV века, что явится одним из самых больших праздненств для города. Тогда в честь торжественной процессии Папы Римского был проложен путь на высоте более метра от мостовой, его украсили богатыми тканями, коврами и цветами, протяженность этой процессии, которая с момента выхода из резиденции наместника Бога на земле до момента освящения собора не коснулась ногой земли ни разу, составляла 600 метров. Немногим раньше разглядят флорентийцы и свой баптистерий Сан Джовани, среди прочих окружающих его мемориальных сооружений. Так освободится городская площадь вдоль тела великого собора – пьяцца дель Дуомо. И если раньше сосредоточением жизни были беспокойные перекрестки, которые диктовали человеку движение, подгоняли его, то теперь в многочисленных лоджиях – символе городского управления (одна из которых сохранилась на площади Синьории) люди надолго останавливались и выслушивали ораторов, чтобы потом обсуждать сказанное ими на ступенях. На площадях устраивались церковные и пышные светские представления, которые задействовали временную – деревянную – архитектуру, а ныне пустующие фасады, пугающие грубой кладкой, тогда представляли собой декорации и скрывали уникальные театральные машины. Подготовка к каждому из праздников занимала месяцы, город бесконечно трудился на общее благо.
Читать дальше