АНАТОЛИЙ МУЗИС - КОГДА РЕКИ ПОТЕКУТ ВСПЯТЬ

Они переправляются по поваленным деревьям на противоположный берег, находят свежие следы человека, порубку и тропу. Потом находят и зимовье. Его подмыло и оно провалилось в землю, одна крыша торчит, да и та заросла.

– Надо же! – удивляется Иван. – Вслепую, и так точно!

– Во-первых, не вслепую, – поправляет его Яков Родионович. – Шли по компасу, я шаги считал. Во-вторых, главное: я знал, куда иду, так сказать – видел цель! Завалы, болота… Приходилось, конечно, отклоняться, но сбить с пути они не могли.

– Шаги считать? Это же обалдеть!

– Три шага – два метра, к этому быстро привыкаешь. Я даже дома на улице порой ловлю себя на том, что иду и шаги считаю…

Они уже не хотят ни есть ни отдыхать. Идти, только идти. Но Михеич достает из рюкзака лоток.

– Я помою маленько, – говорит он.

– Помой, – соглашается Анин. Он знает, Худолеев ищет золото. Что ж, пусть ищет. – А мы пока чаек соорудим.

Берега Пимушихи не для прогулок. Они густо заросли тальником, завалены буреломом. Идти можно только у берега по воде.

Михеич ищет место, откуда удобнее взять пробу на промывку, и Яков Родионович с Иваном слышат, как он чертыхается:

– Не река, змея! Лешак ее забери!

Анин пользуется остановкой, чтобы сделать необходимые записи в дневнике, а Иван раскладывает костер и подвешивает на огонь чайник.

Чай не пил – откуда сила? Чай попил – совсем ослаб!

Некоторое время они сидят молча. Потом Анин прячет в полевую сумку дневник, а Иван говорит:

– Занятный мужик Михеич. Смотришь на него, то страшно становится, а то жаль, хоть плачь.

– С чего слезы-то? – спрашивает, усмехаясь в бороду, Анин.

– Неустроенный он какой-то.

– Оттого и неустроенный, – спокойно говорит Анин, – что смотрит если не в прошлое, то из прошлого. А мы сейчас на тропе в будущее.

Проклиная господа бога и всех святых возвращается мокрый до пояса Михеич. Он сразу стаскивает сапоги, выливает из каждого по кастрюле воды, и кладет их подошвами к костру. Затем начинает стаскивать штаны.

Михеич

– Провалился? – спросил Анин.

– Берег осклизлый. Не удержался.

Михеич развешивает на просушку штаны и остается в грязно-серых подштанниках. Они тоже мокрые, но Михеич машет рукой:

– Высохнут. На мне.

Он смывает на железный совочек мокрый шлих с лотка и сушит его над огнем. В одной руке он держит совок, в другой кружку с горячим чаем. И сам – в подштанниках!

– Цирк! – говорит Иван. – Тебя, Михеич, сейчас только за деньги показывать.

Шлих черный

Анин не дает развить эту увлекательную тему:

– Шлих черный?

– Черный, – ответил Михеич. – Не блеснет даже.

– Да! – соглашается Яков Родионович. – Здесь вряд ли будет золото.

– Для чего ж мы копаем тоды? – Как бы сам с собой разговаривает Михеич.

– Канал здесь будет, – говорит Иван.

– Канал… Канал… – бурчит Михеич и начинает напевать:

– То дождь, то снег,

То мошкара над нами.

Сидим в тайге с утра и до утра.

– Михеич! – обрывает его Анин. – Спел бы что-нибудь другое.

Худолеев смотрит на него волком.

– А что, по ухам бьет?

– Будь человеком! Не ставь в неудобное положение.

– А что? Заложишь?

«Наглеет Михеич! – подумал Иван. – А что будет, когда выйдем к заимке? Хоть и староверы там, а все к нему ближе. В бога верят. Советской власти сторонятся».

– Ладно. Шуткую я. А вот как насчет послабления? Слышал я, понапрасну людей ссылали?

Иван заметил, что Яков Родионович не ответил на прямо поставленный вопрос.

– Ну как, обсох? – спросил он. – Идти надо… А то, вот, возьми у меня штаны запасные.

– Все равно мокнуть, – бурчит Михеич, натягивая наполовину сырые штаны.

И действительно, с серого неба снова накрапывает мелкий холодный дождичек.

Анин выверяет тропу и берет курс на заимку. До нее остается километров 10—11. Дождь продолжается. Анин идет по привычке считая шаги. Шаги считает «тройками» (каждая «тройка» – два метра) – левой раз, правой два, левой три, правой четыре… Умножишь на два, получишь метры. Вот и сейчас, он ведет счет и засекает время. В первый час проходят 1625 «троек» – три с четвертью километра. Останавливаются, так как мокры насквозь. Снова костер, снова выливают воду из сапог, выжимают носки и портянки. Штаны снимают и держат над огнем как трубки – теплый воздух проходит сквозь них как сквозь трубы для «буржуек» – так сушить быстрее…