Ираида Дудко: Энциклопедия наших жизней. Два друга и «Москвич 408». Том 1

Вот такое детство было у меня и моего поколения. Оно научило нас противостоять неудачам и трудностям, подсознательно понимать, что только учёба, знания помогут выйти из плена нищеты.

Всё круто изменилось с началом Великой отечественной войны.

Во время боёв приходилось спасаться от бомбёжек в землянке.

Помню тяжести фашистской оккупации: вечное недоедание, отсутствие самого необходимого – хлеба, соли, мыла, спичек…

Были и маленькие радости, которые приходилось ждать долгие месяцы, – это время, когда созревали яблоки, груши и вишни в саду.

Неизгладимый след остался в памяти, когда в 1943 году город был освобождён Советской армией, и в наш дом пришли советские солдаты. Один из них подарил мне пилотку, в которой я долгое время ходил в школу.

Александр Никитович Макаровец (слева) с фронтовыми друзьями

Отец, работавший до войны учителем, прошел всю Великую Отечественную, окончив её в Берлине. Начинал рядовым, а Победу встретил уже капитаном.

В 1947 году я, по взаимному соглашению родителей был передан отцу и уехал с ним жить в Германию. Во 2-м и 3-м классах учился в Потсдаме.

В 1949 году мы вернулись в Кролевец, купили маленький домик.

Отец работал в городском совете, а приёмная мать – учительницей.

В 1959 году отца вновь призвали в армию, повысив в звании, – он занимался строительством оборонных объектов.

Тамара Юрьевнв, главным образом, была с ним, а я жил в Кролевце.

«Дядькой» при мне была двоюродная сестра Мария, а родными стали дом деда по линии приёмной мамы – Юрия Михайловича Суворова, дом мамы и школа.

С мамой, сёстрами и братом я сохранил тёплые отношения.

Брат Тамары Юрьевны – Саша и его жена Оля стали мне близкими людьми.

С наступлением мирной жизни у меня появились постоянные обязанности пасти корову, сажать и копать картошку, плести корзины из прутьев для продажи на рынке.

В этот период государство обложило налогом каждую яблоню, вю живность, начиная с коровы и поросёнка, и кончая курицей, что не оставляло средств для семьи. Поэтому приход сборщика налогов всегда ожидался со страхом и тревогой.

Спустя много лет Николай Александрович так вспоминает о школьных годах…

В 1946 году я пошел учиться. Школа была размещена в доме помещика Грудзинского.

Помню, что не было одежды. Их маминой юбки мне были сшиты штаны. От зимнего холода меня спасала солдатская телогрейка, вместо портфеля – тряпочная сумка.

Каждая тетрадь, каждый карандаш были большой радостью и бесценным подарком.

Любимыми праздниками были Троица, Рождество и Новый год.

На Троицу стены в доме украшались ветками липы, пол покрывали листьями аира, а дети лакомились корнями этого растения.

Рождество отожествлялось с колядованием, когда в каждом доме взрослые запасались сахаром, семенами, пряниками, бубликами и щедро делились с ребятишками.

В канун Нового года в каждом доме занимались изготовлением елочных украшений из подручного материала. И ёлка с этими простенькими игрушками была бесценным символом праздника.

Вот такое детство было у меня и моего поколения. Оно научило нас противостоять неудачам и трудностям.

Николай Макаровец с отцом (слева) и дядей – Иваном Никитовичем

Отец, вернулся с фронта живым. Понятнее была послевоенная разруха и бедность. Бедность одна на всех.

Мы все тогда жили примерно одинаково, что семья секретаря райкома, что семьи рабочих… Никто особо не выделялся…

Дети секретаря обкома партии и дети рабочих – все голодные.

В школьных классах лишь 30 % полных семей. А учились все здорово, понимая, что из этой нищеты, плена малых городов, не имеющих промышленности, можно вырваться, только получив высшее образование.

В технические вузы конкурс 12–15 человек на место был нормой.

Мы страстно хотели учиться, понимая, что это единственный выход вырваться из плена жизненных неурядиц.

Школа, в которой начиналась дорога Николая Макаровца к знаниям

Жизнь рано научила меня самостоятельности. Жил в частном доме, нужно было уметь всё, что необходимо для ведения натурального хозяйства. В школе был лидером, учёба давалась легко.