Елена Блаватская - Письма из пещер и дебрей Индостана

Рассчитав, что отправиться в Багх нам нет препятствия, но что нечего и думать ехать теперь в Синдх, мы успокоились. Затем мы решили, общим советом, покинуть всякую идею о заранее определённом маршруте и путешествовать наудачу, куда глаза глядят. Вследствие такого плана мы отослали на другой же день наших слонов, и незадолго до солнечного заката подъезжали уже в тонгах к слиянию Вагрея и Гирны, двух знаменитых в летописях индийской мифологии речонок, блистающих чаще всего своим отсутствием, особенно летом. Пред нами, словно притаившееся у противоположного берега чудовище, зияла своими четырьмя отверстиями гора, будто моргая в сумрачном тумане своими впалыми, чёрными глазами… То были пресловутые Багхские пещеры…

Мы могли бы тотчас же перебраться к ним на пароме, но на этот раз благоразумие взяло верх над привлекательною перспективой ночи, проводимой, как в Карли, в пещерах древних отшельников. К тому же наши индусы и даже тангаваллы с паромщиками отказались наотрез сопутствовать нам. Первые – потому что даже днём опасно посещать пещеры, не послав туда предварительно людей с факелами и вооружённых шикари (охотников). Эта часть Амджирского раджа изобилует дикими зверями, особенно тиграми, которых, как видно, наравне с бенгальскими бабу, можно встретить всюду по Индии. Вторые же протестовали потому, что после заката солнца ни один индус не согласится подойти на милю к пещерам. Одни беллати со своими «глупыми географическими понятиями» видят в реках Вагрее и Гирне простые речки; в сущности же то боги-супруги, Шива и Парвати; это во-первых. А во-вторых, багхские тигры не простые тигры, как думают саабы , а слуги садху , святых чудодеев, уже много веков обитающих в этих пещерах; они частенько даже и «оборотни» этих самых вековых старцев, и никто из них – ни боги, ни садху, ни оборотни, ни тигры – не любят, чтоб их тревожили ночью…

Нечего было делать. Грустно взглянув по направлению пещер, мы снова полезли в наши допотопные экипажи и поплелись далее. Бабу с Нараяном решили, что мы переночуем у некоего «кума» в городке Багх, от которого мы находились всего в трёх милях.

Построенный на вершине заросшего лесом холма, Багх пока, как спорная собственность, не принадлежит никому, но зато маленькая крепость его, в толстые ворота которой мы скоро и въехали, составляет частную собственность вместе с находящимся в нём базаром некоего «дхани», то есть вождя Бхималахского племени, по словам нашего бабу, «великого вора и разбойника», который вдобавок оказался его «кумом»…

– Да как же вы ведёте нас к человеку, на которого указываете, как на вора и разбойника? – робко осведомились мы.

– Он «вор и разбойник» в политическом только смысле. Иначе он превосходный человек и самый верный друг. А без него мы и с голоду умрём: ведь базар его собственность, – очень хладнокровно отвечал бенгалец.

Кум оказался, впрочем, в отсутствии; нас принял его родственник и, насколько мы поняли, помощник бхамия (начальника). Нам отвели сад, и едва мы успели разбить палатки, как со всех сторон стали приносить нам провизию. Каждый выходящий из палатки бросал на землю через плечо бетель и мелкий сахар – приношение иностранным духам, которые-де непременно должны были нам всюду сопутствовать. Наши индусы просили нас, впрочем, не смеяться , говоря, что это здесь, в глуши, очень опасно.

Рассуждать с этим народом оказалось напрасным. Мы были в центральной Индии, гнезде всех суеверий страны, и окружённые бхиллями (Bhils). Вдоль всего горного хребта Виндии, от Джама, на западе «Мёртвого города» и кругом всей Раджпутаны, страна густо заселена этим племенем, самым храбрым, разбойничьим и суеверным изо всех полудиких племён Индии. Несколько слов о них окажутся может быть небезынтересными.

Ориенталисты уверяют, будто название «бхилль» происходит от санскритского корня bhil (отпадать, разлучаться); сэр Дж. Мальколм полагает поэтому, что бхилли суть раскольники, отпавшие от брахманской религии и затем выгнанные из касты. Всё это, быть может, и так; но их племенные предания говорят иное. Конечно, здесь, как и везде, к истории примешана мифология, и до их родословного дерева приходится добираться через густую чащу вымысла. Проведший с нами вечер родственник отсутствующего бхамии рассказал нам следующее:

Бхилли или билли – потомки одного из сыновей Махадевы (бога Шивы) от прекрасной чужеземной женщины с голубыми глазами и белым лицом, которую бог нечаянно встретил за калапани (за чёрною водой, за морями) в лесу. Из нескольких родившихся от этого союза сыновей, один, столь же замечательный своей красотой, как и порочностью, убил любимого быка Махадева и был за это изгнан родителем опять за моря , в Джодхпурскую пустыню. Загнанный в самый южный её угол, он здесь женился, и вскоре его потомки переполнили страну. Они рассыпались по всему протяжению Виндийского хребта и начали селиться на западной границе Мальвы и Кандеша, а позднее на лесистых и диких берегах рек Махи, Нармады и Тапти. И все они, наследовав красоту прародителя, наследовали вместе с голубыми глазами и светлым цветом лица разбойничьи наклонности и всю порочность его. «Мы воры и грабители» (наивно говорил нам родственник честного «кума» бабу), потому что так приказал отец нашего прародителя – могучий Махадева-Шива. Послав его каяться в пустыню, он (то есть бог) сказал ему: «Иди, окаянный, убийца невинного брата твоего, моего сына, быка [108]Нарди. Иди… и живи изгнанником и разбойником на страх братьям твоим»… Так как же мы осмелились бы ослушаться приказами нашего великого бога? Наши малейшие действия совершаются сообразно с распоряжением наших бхамий ; а так как последние суть потомки Надир Синга, первого Бхилалы (плод от супружества раджпута с бхилльской женщиной), то бхамии и считаются нами прямыми посредниками между нашим народом и Махадева-Шивою»…