Отец сильно постарел, ссутулился, почти совсем обеззубел и выглядел ветхим и потерянным. В разговоре поделился о свалившейся на него напасти, что с ним приключилась здесь, – о расследовании пропажи денег, которые потом как бы нашлись, но оставили след на его репутации, а дело до сих пор не закрыли. Николай обрадовал отца, показав ему распоряжение из столицы о закрытии расследования пропажи денег.
В тот же день по прибытии в дом отца пришел посыльный от Георгия Ивановича Шелихова. Раскосый молодец в забавном треухе сообщил о желании купцов-компаньонов встретиться по решению деловых вопросов и передал официальное приглашение от самого Георгия Ивановича быть у него завтра к обеду.
А на следующий день с утра, приведя в себя в порядок с дороги, Николай Резанов отправился в резиденцию генерал-губернатора, где после доклада сразу оказался в кабинете высокого чиновника.
Иван Альфредович Пиль происходил из шведских дворян и был хорошо аттестован Екатериной перед поездкой. Преклонных уже лет губернатор правил с 1788 года Иркутским и Колыванским наместничествами твердой рукой и вполне разумно. При Пиле в городе появилась судостроительная верфь, два учебных заведения: развивался как город, так и производство. Губернатор вполне ладил с купцами, находил у них понимание в стремлении развивать торговые отношения с Китаем и Японией.
Кабинет губернатора не отличался роскошью, а сам генерал-поручик в полевом мундире за большим столом темного дерева выглядел буднично и деловито. Выйдя из-за стола навстречу петербургскому чиновнику, Иван Альфредович, разглаживая усы, приветливо улыбался и, приобняв посланца императрицы, доброжелательно похлопал его по плечу.
Николай Резанов в ответ раскланялся и вручил губернатору именные депеши, касающиеся деятельности иркутских купцов компании Голикова-Шелихова, предприятие которых собственно и следовало ему проинспектировать.
− Наслышаны мы о Вашем приезде. Курьеры уж месяц как доставили рескрипт из столицы о Вашей поездке. Очень рад, что не забывает Ее Величество о наших проблемах. Требуется высочайшее участие в деле развития торговли и купеческих промыслов на Камчатке и в Америке. Мы все надеемся, что Вам удастся составить полное и объективное впечатление о состоянии дел купеческих и донести до Ее Величества всю значимость этого дела. Мы рассчитываем на Вас, Николай Петрович, − получив от Резанова документы, поприветствовал посланника губернатор.
− И я наслышан о Вашей здесь активной и плодовитой деятельности, уважаемый Иван Альфредович. Сегодня уже встречаюсь с Шелиховым и купцами и думаю, все исполним с пользой для дела развития купеческого промысла и на благо России, – поддержал дружелюбный и простой, без официальностей, вариант общения Резанов.
− Посмотрите город. После Санкт-Петербурга он Вам покажется убогим и ветхим, но мы стараемся. Вот недавно новый Богоявленский собор открыли, улицы мостим понемногу, а на триумфальной арке при въезде в город герб города, императрицей нашей утвержденный, вывесили. Обратили внимание? – продолжил «раскланиваться» губернатор перед высоким гостем.
− Да, внимание обратил. Только вот до конца не понял, – что за зверь держит в зубах соболя или куницу? Сказывали, бабр…, я такого зверя не знаю. Местный, какой? – спросил Резанов.
− Вы точно подмечаете, Николай Петрович, наши особенности! Бабр – это так придумали давно! Это тигр по-якутски, который сказывают, обитал и в здешних краях, − ответил, хитро улыбнувшись, губернатор.
− Позвольте, Иван Альфредович, я тигра себе иначе представлял, − разыграв удивление, ответил Резанов и продолжил, улыбаясь, – у тигра и хвост не такой широкий и лапы без перепонок и окрас, насколько я знаю, в полоску. Я знаете, внимательно смотрел, – на лапах когти и перепонки, как у водоплавающего зверя, а хвост как у белки широкий.
− Это можно назвать курьезом, который впрочем, уже стал иркутской историй и достопримечательностью.
А дело было так.
Отправили в столицу описание герба с указанием, что бабр держит в зубах соболя, а местные писари…, о, Господи! Сколько от этого сонного сословия приходится терпеть! – воскликнул губернатор, – слово бабр по незнанию обозначили как бобр. А столичный художник, так и нарисовал герб по описанию: то ли бобра изобразил, то ли неведомого миру зверя, ибо на тигра этот зверь точно не похож. На мое мнение так, что не похож он и на бобра. А уж после утверждения изображения герба что-то в нем менять не решились. Вот так и вышло – как бы бабр, но то ли тигр, то ли какой другой страшный зверь.
Читать дальше