Йозеф Кац - Таллин. Любовь и смерть в старом городе

Суждено ли красивой традиции возродиться еще раз? Делать какие-либо прогнозы трудно. Но если таллинские мужья любят своих жен не меньше, чем двести лет тому назад, шанс имеется.

Усадьбы Маарьямяги и Анненхоф расположены по пути или же в самом районе Пирита, Климентиненталь — на обрыве над парком Кадриорг; Луизенталь — практически в самом центре современного Таллина.

Однако абсолютное большинство предшественников нынешних дач располагались к юго-западу от городских стен — вдоль нынешних улиц Эндла, Тонди, Мустамяэ теэ: на территории района, называющегося Кристийне.

Историческое его имя — Кристиненталь: долина Кристины. Среди горожан-эстонцев бытовал топоним «Кристинеский покос», что, собственно, соответствовало истине: еще и в конце позапрошлого века здесь косили сено, заготавливая на зиму фураж.

Покос площадью в добрых четыреста с лишним гектаров долгие годы был камнем преткновения в земельных спорах между городской общиной и наместником замка Тоомпеа — каждый считал его своим исконным владением и отдавать соседу не хотел.

Конфликт, тянувшийся едва ли не через все Средневековье, удалось разрешить лишь в середине семнадцатого столетия: трехлетняя тяжба в надворном суде Стокгольма волей правящей королевы Кристины была благополучно разрешена в пользу таллинцев.

Благодарные отцы города навсегда увековечили имя своей покровительницы на карте Таллина. А затем — разбили полученную в пользование землю на сорок девять земельных участков, разыгранных между ратманами и гильдейскими старейшинами.

Полученные наделы вскоре были обнесены изгородями и превращены в загородные сады. К концу шведского времени пятнадцать из них стали летними усадьбами — предшественницами тех, что носили позже имена бюргерских жен.

Следует отметить, что сама королева Кристина замужем так никогда и не была, хотя претендентов на руку и сердце дочери монарха-полководца, «Северного льва» Густава II Адольфа, правительницы динамично развивающейся сверхдержавы тех лет, хватало.

Кристина отказала всем, открыто заявив, что намерена хранить вечное девство по примеру королевы Елизаветы Английской. А в двадцать восемь лет и вовсе официально отказалась от престола.

Покинув родину инкогнито, в мужском платье, она после долгого путешествия добралась до Рима, где еще раз шокировала всю Европу — отреклась от протестантизма в пользу католичества.

Сложно даже представить себе, какие сплетни и пересуды породили известия об эскападах бывшей королевы-благодетельницы в провинциальном Ревеле середины XVII века…

Таллин — если судить по его названию — город датский. Однако назвать его детским оснований имеется предостаточно.

В самом деле: где, как восклицал некогда киногерой, теперь те датчане? С детьми же в Таллине встретишься на каждом шагу: в оформлении фасадов, в топонимике, в городских преданиях.

Если верить им, дети не просто жили в городе во все времена, но и принимали самое непосредственное участие в формировании его архитектурного облика — правда, не всегда по собственной воле.

Город, выросший на берегу Таллинской бухты, большую часть своей биографии мечтал стать островом — частью суши, со всех сторон окруженной водой.

К середине восемнадцатого столетия мечта эта практически осуществилась: ломаная линия городского рва замкнулась вокруг бастионов, равелинов и куртин, укрепляя в горожанах чувство собственной безопасности.

Специалисты и по сей день спорят — был ли год, когда все отрезки Таллинского рва оказались одновременно заполнены водой. Фольклор в спор не ввязывается — он старается объяснить, почему «островной» период в истории города оказался столь недолгим.

Рассказывают, что как-то на закате летнего дня горожане прогуливались на крепостных валах: в мирное время комендант Ревеля вполне дозволял это. Чинно вышагивали отцы семейств, степенно совершали моцион старики, щебетала молодежь, дурачилась ребятня.

Вечернюю идиллию нарушило появление незнакомца, самим обликом выделявшегося на фоне беззаботной публики. Чем-то древним, суровым, тревожным веяло от него — словно из средневекового могильного склепа, ненароком вскрытого при ремонтных работах.

Погруженный в собственные мысли, словно не замечая вокруг себя ничего, рыцарь в монашеской рясе поверх лат неспешно поднимался к замку Тоомпеа. Внезапно окаменевшее лицо его перекосила гримаса не то ужаса, не то презрения.