Джонатан Свифт - Путешествия в некоторые отдаленные страны Лемюэля Гулливера сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей

Король много смеялся над той странной арифметикой (как угодно было ему выразиться), при помощи которой я определил численность нашего народонаселения, сложив количество последователей существующих у нас религиозных сект и политических партий.

Короля поразило, что в числе развлечений, которым предается наша знать и наше дворянство, я назвал азартные игры. Ему хотелось знать, с какого возраста начинают играть и до каких лет практикуется это занятие. Не приводит ли иногда увлечение азартными играми к потере состояния? Ему кажется вполне возможным, что бесчестные люди, изучив все тонкости игры, наживают с ее помощью огромные состояния и приобретают большое влияние в обществе. А в то же время знатные и почтенные люди, вращаясь в обществе игроков, постепенно развращаются и сами начинают прибегать к различным плутням, чтобы покрыть свои проигрыши или добиться выигрыша.

Мой краткий исторический очерк нашей страны за последнее столетие поверг короля в крайнее изумление. Он объявил, что, по его мнению, эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, порожденных жадностью, лицемерием, вероломством, жестокостью, бешенством, безумием, ненавистью, завистью, злобой и честолюбием.

В заключение его величество взял на себя труд кратко сформулировать все, о чем я говорил. Затем, взяв меня в руки и тихо лаская, обратился ко мне со следующими словами, которых я никогда не забуду:

«Мой маленький друг Грильдриг, вы произнесли удивительнейшую похвалу вашему отечеству. Вы ясно доказали, что невежество, леность и пороки являются подчас полезнейшими качествами законодателя; что законы лучше всего объясняются, истолковываются и применяются на практике теми, кто более всего заинтересован и способен извращать, запутывать и обходить их. Кое-что в ваших обычаях и законах можно признать более или менее разумным и целесообразным. Но все это до такой степени искажено, осквернено, замарано позднейшими возмутительными толкованиями и выдумками, что от него почти не осталось никаких следов. Из всего, что вы сказали, не видно, чтобы для занятия высокого положения у вас требовалось обладание какими-нибудь достоинствами. Еще менее видно, чтобы люди жаловались высокими званиями за свои способности и доблести, чтобы духовенство получало повышение за свое благочестие или ученость, военные — за свою храбрость и благородное поведение, судьи — за свою неподкупность, сенаторы — за любовь к отечеству и государственные советники — за свою мудрость. Что касается вас самих, — продолжал король, — вы провели большую часть жизни в путешествиях. Мне кажется, что до сих пор вам удалось избегнуть многих пороков вашей страны. Но факты, отмеченные мной в вашем рассказе, а также ответы, которые мне с таким трудом удалось выжать и вытянуть из вас, не могут не привести меня к заключению, что большинство ваших соотечественников принадлежит к породе маленьких отвратительных гадов, самых зловредных из всех, какие когда-либо ползали по земле».

Любовь автора к своему отечеству. Он делает весьма выгодное предложение королю, но король его отвергает. Полная неосведомленность короля в делах политики. О просвещении в этой стране. Ее законы, военное дело и партии.

Только пламенная любовь к истине помешала мне утаить эту часть моей истории. Негодовать и возмущаться было совершенно бесполезно: мое негодование, кроме смеха, ничего не могло возбудить. Поэтому мне пришлось спокойно и терпеливо выслушать этот оскорбительный отзыв о моем благородном и горячо любимом отечестве. Я искренне сожалею, что на мою долю выпала такая роль. Но этот монарх был так любознателен, так жадно стремился выведать от меня малейшие подробности нашей государственной жизни, что ни моя благодарность, ни благовоспитанность не позволяли мне отказать ему в удовлетворении его любознательности. В свое оправдание я должен отметить, что я очень искусно обошел многие вопросы короля и, во всяком случае, в своих ответах постарался выставить все в гораздо более выгодном свете, чем то было совместимо с требованиями строгой истины. Я всегда изображал мое отечество с самым похвальным пристрастием. Мне хотелось скрыть отрицательные и уродливые явления в жизни моей родины и выставить в самом благоприятном свете ее красоту и добродетель. Именно эту цель я неуклонно и ревностно преследовал в моих неоднократных беседах с этим могущественным монархом, и не моя вина, если мои старания не увенчались успехом.