Сергей Вейгман - Автобус уходит в Берлин

– Там совсем другие люди, сынок, – сказал он мне, когда я усомнился в том, что жители Винницы и Тернополя так сильно отличатся друг от друга.

Ты уверен? – спросил я – Да, наша родная Винница окончательно отошла к Советскому Союзу в 1920-ом, Тернополь – в 1939-ом, но ведь с тех пор прошло столько лет, были репрессии, войны, выселение поляков и немцев, еврейская эмиграция, Украина стала независимой, дикий капитализм…

– Все это ерунда, сынок – люди не одинаковы. Однажды у нас, в Виннице, троллейбус сломался. Дело было поздно вечером, так что отбуксировать его в депо смогли только на следующее утро. И что ты думаешь – за ночь какие-то сволочи вынесли из троллейбуса все, что смогли, даже рукавицы водителя забрали. А через пару недель такая же история была в Тернополе – мне главный инженер местного депо рассказывал. Так чтоб ты знал – за ночь в троллейбусе ничего не пропало, даже мелкие деньги остались на месте. Вот так.

Нашей следующей остановкой был город Ровно, до 1939 года входивший в состав Польши. Я знал стариков, живших здесь до войны: они с удовольствием рассказывали о мирной спокойной жизни и еврейской футбольной команде «Хасмонея». К сожалению, после войны Ровно превратилось в безликий советский областной центр, главной достопримечательностью которого стали воспоминания его жителей. Более того, мои приятели, выросшие в Ровно, категорически не советовали посещать родной город в качестве туриста. Этот совет я помнил и поэтому бывал в Ровно исключительно проездом.

Когда наш автобус прикатил на ровенский автовокзал, все пассажиры уже проснулись и почти в полном составе вышли на перекур. Я тоже вышел, помахал руками, чтобы размяться, и начал изучать окрестности. Система расстановки автобусов напоминала затянувшуюся шахматную партию: небольшая площадка перед угрюмым совковым зданием была хаотично заставлена легкими и тяжелыми автобусами типа «ЛАЗ», «Богдан» и Mercedes, ларьками, пассажирами и баулами двух цыганских семей. Лозунги на окрестных бигбордах были уже другие – если на подъезде к Житомиру красные рожи на бигбордах обещали европейские зарплаты, то здесь их предлагали заменить их национальным реваншем украинского народа.

Вздохнув, я отправился в туалет. Как и в Житомире, он находился в довольно просторном сарае, планировка которого напоминала карту из Counter-Strike. Правда, единственная заложница ждала не освобождения, а денег за право отлить в атмосфере культовой игры.

Вернувшись к автобусу, я увидел Лешу, Диму и Виталика, которые потягивали взятый в ближайшей забегаловке эспрессо и наслаждались созерцанием автовокзального хаоса. Дэн тоже вышел и говорил по телефону с одесскими приятелями.

Я достал сигарету, прикурил и начал рассматривать царившее над автовокзалом скуластое лицо истинного арийца с простой украинской фамилией. Ходили слухи о том, что он берет деньги у еврейских олигархов и партии власти, которую на словах был готов стереть в порошок. Так или иначе, главным достижением его бойцов был не индивидуальный террор против злодеев-чиновников, а борьба с памятниками Ленину, которые, как утверждал Брюс Ли, не дают сдачи.

Было видно, что Леша и Дима уже освоились в дорожной обстановке и чувствовали себя матерыми корреспондентами NY Times, которых отправили со спецзаданием на Ближний Восток. И только Виталик все время оглядывался вокруг, и любопытство на его лице сменялось отчаянием потерявшегося ребенка. В конце концов, он заметил меня и решил узнать правду:

– Что это за город, Сергей?

– Лауэнбург-на-Эльбе, земля Шлезвиг-Гольдштейн.

Ребята заржали, расплескав кофе на теплый сентябрьский асфальт, а я подумал, что за Виталиком, который стоял под вывеской «Автовокзал Рівне» нужно будет следить, как за малым дитем – во всяком случае до тех пор, пока в Берлине не передам его в руки Принимающей Стороны.

Я выбросил окурок и полез в автобус, за мною последовали ребята и Дэн. Через пять минут мы взяли курс на Львов.

Автобус выехал из Ровно точно по расписанию – без четверти двенадцать. «Хороши идем, – подумал я. – Возможно, мы действительно будем в Краковце вовремя». Перспектива быть первым столичным автобусом на границе выглядела очень заманчивой – она сокращала время прохождения таможни и паспортного контроля как минимум на час.

Пассажиры зашелестели пакетами, и я понял, что в автобусе наступило время обеда. Обедать в дороге я любил – еда мирит человека с окружающим миром и путешественнику куда интересней рассматривать придорожные указатели, если у него есть несколько бутербродов с хорошей колбасой. Мне повезло: любимая жена позаботилась о том, чтобы у меня они были.