Виктор Боярский - Сотворение Элсмира

Более никаких событий тех предстартовых дней в моей памяти не отложилось, и потому, уважаемый читатель, мы возвращаемся к началу нашего повествования, когда мы с Уиллом сидим в нашей палатке на самом берегу океана…

Последняя ночь перед стартом выдалась вполне достойной задуманного нами предприятия, – что называется, «захотели – получайте!» Столбик термометра пополз к отметке минус 45, да что там какой-то столбик, когда налицо были гораздо более ощутимые для нас признаки похолодания. По традиции мы с Уиллом не отказывали себе в удовольствии пропустить по рюмочке чего-нибудь крепкого перед тем, как занырнуть в спальные мешки. И вот тут-то нас ожидала засада. Наш верный попутчик – широко известный в определенных кругах шотландский путешественник Jonnie по прозвищу Walker (вполне подходящее прозвище для путешественника, не так ли?!) – не выдержал первого же испытания холодом и буквально заледенел от ужаса. Пришлось отогревать его в чайнике, и только после этого он смог помочь нам с Уиллом не отступить от традиции.

Странно, что печальная судьба славного Jonnie никак меня не насторожила, и я неосмотрительно улегся спать в одном мешке. Заснул моментально, поскольку очень устал, но вскоре проснулся оттого, что меня била дрожь. Такого со мной никогда раньше не было. Замерзли ноги, и, вообще, было неуютно. Борода и усы покрылись толстым слоем инея. Короче говоря, я практически всю ночь не спал. Тем не менее в 5 часов утра я поднялся, разжег примус, обжигая руки, но отнюдь не огнем, а вследствие прикосновения к металлическим частям остывшего примуса.

Связь с базой накануне была неудачной: мы слышали Голомянный с трудом, а они нас – никак.

Утром из-за холода все делали совсем медленно, но, тем не менее, три часа до восьми прошли почти незаметно. Я доел рис, Уилл сварил себе овсяную кашу. Сходил к ребятам, они провели ночь вполне нормально (во всяком случае их не постигло разочарование, испытанное нами по поводу безвременной кончины Jonnie). Еще раз вспомнив, что движение – это жизнь, решили стартовать сегодня, и, на удивление, быстро, всего за два часа, собрались.

В десять часов мы были уже в пути. От места нашей стоянки дорога на север по припайному льду просматривалась достаточно хорошо. Я, по обыкновению, шел впереди всех на лыжах. Несмотря на громоздкость и солидный вес саней, собаки понесли легко и, догоняя меня, все время останавливались, особенное рвение проявляла шедшая за мной упряжка Ульрика. Мартин с Такако шли вторыми, замыкали процессию, естественно, предводитель с Джулией. Сначала я отклонился несколько к юго-востоку, решив, что в полдень солнце находится на востоке, а не на юге. Но, к счастью, быстренько спохватился и обошел довольно большие группы торосов.

Мы шли неплохо и, я бы сказал, довольно быстро, неосмотрительно быстро, так, как мы привыкли стартовать в прежних наших экспедициях, совершенно упустив из виду, что сейчас под нашими лыжами и собачьими лапами морской дрейфующий лед. Красиво парили собаки, светило солнце, уже как и положено ему светить в полдень идущим к северу – в спину. Жизнь казалась прекрасной, и мы все, включая собак, наслаждались этим ни с чем не сравнимым для путешественников чувством – чувством начала Большой дороги. Но счастье и радость наши были недолгими. Выбравшись из очередного лабиринта торосов, я вышел к какому-то коварному месту…

Впереди прямо по нашему курсу темнело покрытое молодым льдом разводье, и я решил пройти по его краю. Ничего предосудительного в подобной тактике нет, тем более при таких низких температурах, когда даже тонкий, пропитанный рассолом морской лед ведет себя вполне предсказуемо и на него можно не только положиться, но и пройти по нему, соблюдая, конечно же, осторожность. При этом идущий впереди лыжник, проверяя на себе безопасность выбранной дороги, должен быть уверен в том, что ведомая им команда следует строго за ним, не отклоняясь в сторону. Увы, вот этого как раз и не произошло. Идущие первыми в упряжке Ульрика Седар и Доусон, очевидно, решив, что им лучше, чем мне известно, куда следует идти, самовольно повернули вправо, как раз в сторону этого злополучного разводья. Все происшедшее далее настолько прочно врезалось мне в память, что эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами так ясно, как будто все это произошло совсем недавно…

Услышав позади крики Ульрика, я обернулся…Упряжки, чье присутствие позади себя я ощущал всего несколько мгновений назад, не было. Я увидел стоявших одиноко на небольшом куске льдины посредине разводья Седара и Доусона, свесившиеся над краем разводья нарты, удерживаемые в равновесии висящим на их заднике Ульриком, парящее на морозе разводье между ними и торчащие из воды собачьи головы. Времени на раздумье не было. Я развернулся и, пренебрегая всякой осторожностью, напрямик, по тонкому и совершенно безнадежному льду, ринулся в сторону собак. Не проскочив и двух шагов, я почувствовал, что погружаюсь в воду. К счастью, на мне был комбинезон с «Gore-Tex», и потому вода не сразу пробилась к моему еще разогретому ходьбой телу, но стала довольно бойко поступать в маклаки и рукавицы. К счастью, моя левая, не совсем необходимая в данной ситуации лыжа, отстегнулась, вторая, увы, оставалась на месте, ограничивая свободу маневра. Я перевернулся на спину и погреб, ломая лед, к спасительному островку, на котором находились незадачливые искатели приключений. Не без труда, буквально отстрелив вторую лыжу, я выбрался на льдину. То что я увидел повергло меня в шок. Доглайн, удерживаемый с одной стороны Седаром и Доусоном, а с другой тяжело груженными нартами, был натянут, как струна. Вторая пара собак упряжки, среди которых был, конечно же, Дизель, была полностью под водой. Головы остальных торчали, как мохнатые поплавки, среди битого льда. Это было страшно. Я лег на льдину и попытался за уходящие в чернильную глубину поводки вытащить этих бедняг. Максимум, чего мне удалось добиться, это извлечь на поверхность их носы, но и это было уже что-то… Прошло несколько долгих секунд, пока я сообразил, что надо как можно скорее ослабить доглайн, и единственным способом сделать это, исключая, конечно, вариант сталкивания Седара и Доусона в воду, было отрезать их поводки. Для этого мне пришлось на мгновение отпустить поводки Дизеля. И сразу же, получив необходимую свободу, все находившиеся в воде девять собак упряжки всплыли на поверхность. И тут же одновременно произошло то, что и должно было произойти. Ульрик, пытавшийся со своей стороны подтянуть доглайн и потому опиравшийся на него, как на натянутый канат, потеряв опору соскользнул в воду, но, к счастью, был вытащен на лед подоспевшим к этому времени Мартином. Все описываемое произошло настолько быстро, что остальные упряжки подошли к месту события, когда водная часть этого незапланированного приключения завершилась. Я по-прежнему занимал независимую позицию на одинокой льдине в своем покрытом коркой льда комбинезоне, держа за поводки невольных виновников приключения. Ульрик, флисовая куртка которого на этом морозе превратилась в нечто изваянное из материала, обладающего памятью формы, находился в несколько странной позе и, по-видимому, ничего не мог с этим поделать. Остальные собаки, вытащенные на лед Мартином и Уиллом, приводили себя в порядок после столь внезапного купания и, к счастью, не проявляли видимых признаков беспокойства по поводу произошедшего. Это было, пожалуй, единственным светлым пятном в сразу потерявшей прежнюю радужную окраску картине первого утра нашей экспедиции.