Елена Жукова - Братская любовь

– Я не хочу перебивать аппетит. Подожду свой суп, его скоро должны принести.

Действительно, вскоре официантка принесла огромную миску. Там в густом томатном бульоне с золотыми глазк ами жира плавал внушительный ломоть рыбьей плоти, выглядывали красно-оранжевые хитиновые доспехи вареных креветок, радужно переливаясь перламутром, торчали волнистые края раковин с жирными желтыми мидиями. А сверху все это великолепие было украшено круглой долькой зеленого лайма и резным листиком кинзы. Маша на несколько секунд залюбовалась натюрмортом. Это была красота, достойная кисти великих голландцев.

Размер порции радовал: такого количества еды должно хватить, чтобы наесться надолго, впрок. Зажмурившись в предвкушении удовольствия, Маша зачерпнула полную ложку душистого наваристого бульона и жадно хлебнула. Ощущение было таким, словно она проглотила жидкий огонь. Безобидный на вид рыбный суп разил, как коктейль Молотова. Сначала запылали обожженные губы, слизистая рта, язык. Потом пламя покатилось вниз к желудку, калеча по пути пищевод. Дыхание пресеклось, Маша открыла рот, силясь захватить спасительную порцию воздуха. Но смогла только несколько раз шлепнуть губами, как выброшенная на песок рыба. И то ли от жалости к себе, то ли по странной физиологической реакции на шок, по щеке Маши покатилась крупная одинокая слеза.

При виде Машиного покрасневшего пятнами лица, выпученных глаз и конвульсивно дергающегося рта новые знакомые дружно засмеялись.

– Пищевой паралич, – вынес свой вердикт Роман. – Наверное, так вкусно, что она просто зарыдала от умиления.

– Уп-п-пс! Похоже, супчик – реально потрясающее блюдо! – добавил Ник.

– Гайз, прикиньте, нашу чепушку не просто потрясло, а прям прибабахнуло, – для убедительности Люба помахала раскрытой пятерней перед вздернутым носиком Маши. Но не способна была реагировать. – Эй, подруга, ты чо?

Тут уж опомнился Ник: он схватил стакан фреша, запрокинул Машину голову назад и влил сок в обожженный бесчувственный рот.

– Глотай, – скомандовал он.

Маше показалось, что ее слизистая зашипела так, как шипит раскаленная сковорода, когда на нее брызгают водой. Наконец-то она смогла сглотнуть, и втянуть воздух в обессиленные легкие.

– Ну как ты? Говорить-то можешь?

– Могу, – с трудом прошептала Маша. – Это было… чудовищно! Как варварская пытка… или даже казнь.

Роман и Любовь зашлись в новом приступе хохота, но Ник раздраженно шикнул на них:

– Хватит ржать, дурачье! Вы что не видите, что ей реально плохо?

Люба обиженно надула губы:

– И чо теперь, нам всем кислиться? Прикинь, чепушка ротик обожгла!

– Да ладно тебе, Любовь моя, – вступился Роман. – Сама же рассказывала, как в детстве «добрый дядя сосед» угостил тебя ложкой тертого хрена. И ты от этого чуть концы не отдала.

– А эта табула разум, конечно, не знала, что мексиканская кухня спайси? Это же совершенно понятно!

– Не знала, – прошептала Маша обожженными губами и подумала, что признание собственной глупости входит у нее в привычку.

– Нежное ты насекомое, художница! Ну-ка дай я твой варварский супчик попробую, – Ник зачерпнул ложку и, отхлебнув, крякнул. – Уп-п-пс! Даже для меня это слишком. Значит, поступим вот как: произведем небольшой эксченч. Ты ешь мою рыбу, а я вылавливаю из твоего супа всех его обитателей. Надеюсь, они еще не успели окончательно отравиться перцем. А варварский бульончик мы оставим заведению.

– Не надо, Ник, – запротестовала Маша. – Я больше ничего не хочу. У меня аппетит пропал.

Но ее голодные глаза говорили обратное. Маше ужасно хотелось есть, но она не могла позволить себе оплатить еще один неудачный эксперимент с едой. Как не могла заставить себя есть жидкое пламя варварского супа. Что ж, придется поголодать. Ничего, говорят, что голодание очищает организм и излечивает от многих болезней. Например, от глупости…

Но Ник понял уловку. Он решительно поменял местами тарелки.

– Аппетита, говоришь, нет? Да-да, я уже несколько раз слышал сытое урчание твоего желудка. Давай-ка, потребляй без разговоров. Еще не хватало, чтобы ты концы отдала от голода.

Маша решила на этот раз не возражать и с наслаждением съела запеченную на гриле рыбу, тщательно обсосав каждую косточку.

Когда принесли счет, Роман, казначей и хранитель общего кошелька, оплатил всю сумму. Но Маша запротестовала и настояла на том, чтобы внести свою долю.

Как многие небогатые, но гордые люди она очень щепетильно относилась к расчетам. Деньги, которых ей всегда не хватало, гарантировали приятную независимую жизнь, потворство часто неразумным, но от этого еще более милым, слабостям. Тратила Маша импульсивно и часто покупала что-то красивое в ущерб действительно нужному. Например, она могла спустить деньги, предназначенные для покупки новых сапог, на набор винных бокалов только потому, что в их стекле волшебно играли солнечные лучи. Любой долг, даже копеечный, воспринимался Машей как отказ от частички свободы. Особенно сейчас, когда она вынуждена была просить помощи у чужих людей и не представляла, какой эквивалентной ценностью могла бы отплатить им.