
Кстати, менять облик церкви было чрезвычайно приятно. Не то чтобы близость к Богу на небесах вдохновляла, но радовала благодарность людей за то, что мы делаем богоугодное дело. Не поклоны класть и свечки ставить, а творить красоту – вот реально значимое занятие. Ну, пусть не творить, а только воссоздавать. Это вам не офисы мыть, полные трудящихся мартышек, понимая, что через полгода окна вернутся в изначальное состояние. Вспоминалась притча о работниках, у которых спрашивали, что они делают. Один сказал: «я ношу камни», другой: «я зарабатываю деньги», а третий: «я строю храм». Ну, и приятно было хоть мизинцем одной ноги войти в историю архитектуры.

Здесь условия были гораздо более спартанскими. Не кормили, но выдавали по 100 рублей в день на еду каждое утро из церковной кассы. Не было ни душа, ни горячей воды. Иногда нам удавалось помыться в любимом Симеоновском храме, но чаще отца Димитрия не было, а вредная тётка, торгующая свечками («почём опиум для народа?»), нас не пускала. Такие эти христиане – твердят о милосердии, а сами его не проявляют.
Жили мы в одной маленькой келье монашеского вида. На выходные, соскучившись, приезжал Юра и тоже висел. Иногда приезжала Виллина жена Наташа, не висела, но готовила нам еду на электроплитке. Тогда мы вчетвером умещались на двух односпальных кроватях. Но любовью заниматься в таком окружении не решались.

Когда шёл дождь, мы шли гулять. Городскую речку Трубеж чистил от ила специальный агрегат, мы наблюдали его работу. Ниже по течению живописно стояли лодки, а на Плещеевом озере катались виндсёрферы. Мы заходили в монастыри по соседству – в общем, тешили взоры. А в солнечную погоду мы трое работали, а Наташа одна каталась на велике.
Храм наш был недействующим. Но при входе была сувенирная лавка, её хозяйка в ожидании посетителей делала кукол – это подработка. Была бесплатная картинная галерея с работами местных художников и со скульптурами, один зал посвящался фотографии. По-моему, фотки были лучше картин. Экспозиция все время менялась, мы заходили смотреть.

В помещении под куполами (не помню, как называется) располагалась столярная мастерская. Туда наведывался местный скульптор, смотрел на нас презрительно, снимал покрывала с двух бюстов и опрыскивал их водой, а больше ничего не делал. Видно, технология такая. А реально трудился в мастерской дед Константиныч. Редко встретишь такого трудолюбивого деда! Нам он тоже помогал.

Службы проводились в соседнем храме, выкрашенном до нас другими альпинистами, весьма халтурно. Изнутри алтарь красил при нас Константиныч в шапочке из газеты. Он спешил закончить и работал даже по ночам. Однажды дед споткнулся, неся несколько жестяных банок краски, упал на них и сломал два ребра. Но это не помешало продолжать работу. Через несколько дней он слёг, говорили – с сердечным приступом. Но на следующий день снова вышел красить! И сказал, что с сердцем всё в порядке, просто рёбра разболелись.
Дверь нашего храма запиралась длиннющим ключом, что напоминало анекдот про «ключ от собора». Хранить его было принято под камушком у входа. Сувенирная тётя очень боялась ограбления своей лавки и просила запирать на висячий замок, но ключей от него на всех не хватало. Мы стали прятать длинный ключ, но тётю это не успокаивало, и правильно: на случай утери ключа под другим камушком у входа хранилась ржавая отвёртка, которая тоже отпирала замок!

С ключом от нашей кельи тоже были сложности: он был один, а нас четверо. Однажды кто-то захлопнул дверь, оставив ключ внутри на столике. Умный Юра сделал удочку из длинной рейки и сувенирного магнита, позаимствованного в лавке, засунул её в окошко под самым потолком и извлёк ключ.
Читать дальше